«Смена» возобновляет издательскую программу книгой Дмитрия Дергачева «Запас табака», иллюстрации для которой подготовила художница Александра Паперно. Подробнее об издании — здесь.
«Рупор Смены» публикует небольшой отзыв писателя Дениса Осокина и его любимые фрагменты из книги.
«Казанцами написано не так много хороших книг, меньше чем пальцев на одной руке, пожалуй. Во всяком случае так кажется лично мне по опыту и судьбе.
И эта книга – одна из них. Я ждал ее появления с 2003-го года. Именно тогда автор написал ее в Берлине и прислал мне в Казань прочесть.
В романе не так много слов, и все они на своем месте, около семидесяти страниц. Я более чем приветствую такое письмо. Так и надо писать, я считаю. У меня вот самое крупное произведение – повесть ‘Овсянки’, в которой двадцать восемь страниц.
А по содержанию и воздействию… Для меня Дергачев созданием этой книги протянул в мой дом трубу с каким-то очень правильным газом. Он врачует и помогает, если нужно. И внутри и снаружи. Его со временем необязательно вдыхать. Важнее о нем знать. И объем его никогда не закончится».
Пригород вызывал тревогу, но нравился мне. Воздух вокруг обволакивал это выпотрошенное пространство с нежностью. День тихий и пустой, как винная бутылка.
*
Приближение зимы чувствовалось. По дороге домой я слушал угрюмые разговоры о снеге и о запасах на зиму.
– Два мешка, – говорили рядом со мной женщины.
Кондукторша робко протискивалась.
Под тусклыми трамвайными лампами я перелистал купленную в магазине книгу. Эти стихи были мне непонятны, но одно из них, про снег, мне почти понравилось.
Пассажиры косились. Я спрятал книгу и уставился в черное окно.
«Сразу стало пусто», думал я.
«Не толкай», кричали на задней площадке.
«Всего-то рубль восемьдесят», говорили женщины.
«И поля и горы», думал я.
*
С непонятными японскими стихами в кармане, я ходил по пригороду, и любовался товарными вагонами и пивными ларьками.
Несколько раз я вылезал на крышу, чтобы полюбоваться фабричными трубами. В груди колотилось японское сердце, лихорадочное, как стук граммофона с отыгравшей пластинкой, и красное, как иллюстрация в анатомическом атласе.
Вокруг был мир, прекрасный, как желтая бабочка, залетающая в конце осени в окно столовой, когда все рабочие, положив ложки, смотрят на ее кружение под потолком.
Смотреть на воду. Рабочий с обувной фабрики плывет в лодке. У него с собой чайник с вином и тибетская книга мертвых. Он любуется луной, и читает отрывки из книги сидящей рядом подруге – барышне из почтового отделения. Они плывут мимо деревянных пристаней, и луна качается над ними, блестящая, как дно железного чайника, совсем нового, словно только что купленного в хозяйственном магазине.
*
Небо, круглое и белое, тихо вращалось над его головой, и над выглядывавшей из окна женщиной, и над улицей, и над прилегающими кварталами и дворами, и над желтеющим рынком, к которому трамвай подкатывал в это утро нежно, словно поцелуй почтовой барышни.
*
С кастетом в руке, ученик наборщика – я был уверен – сам становился пригородным богом, и несомненно оставался им до тех пор, пока не потерял свой кастет среди травы на задворках товарной станции.