Начало 1920-х хранит немало «белых пятен» в истории художественной жизни России послереволюционной поры. Одно из них предлагает рассмотреть в своей книге историк Михаил Бирюков. В центре внимания — развитие образовательной художественной структуры «Сельской академии» в Мстёре, старинном центре иконописи.
С разрешения издательства публикуем отрывок из книги:
В апреле 1919 года в мстёрских Свомас занимались 65 детей, а их полугодовой бюджет составлял 102 000 рублей1. В конце марта Модоров получил директиву из Москвы о его сокращении до 68 000. На простых примерах Школьный совет пробовал убедить подотдел художественной промышленности, что при таком финансировании «мастерским будет крайне трудно поддержать свою деятельность в том виде, в каком она выражается сейчас. Достаточно сопоставить цены, чтобы убедиться в этом: дрова вместо 75 руб<лей> — 240; керосин вместо 10 р<ублей> — 45 руб<лей>; яйца (для темперы) вместо 30 р<ублей> — 70 руб<лей> и т. д. Кроме того, приобретение материалов для отдела художественного шитья вызвало значительный перерасход из-за сильного повышения цен (120%) на материалы в Центротекстиле. Деньги были остро необходимы на ремонт помещений мастерских. Школьный совет надеется на то, что результаты, достигнутые мастерскими в смысле большой производительности и поднятия художественной стороны ремесла, хорошо известны отделу из доклада товарища В. Г. Орлова2. Изделия, посланные на выставку (вещи ординарные)3, дают основания к удовлетворению возбужденного ходатайства [о сохранении прежнего бюджета]»4. Его существенное сокращение было крайне болезненно воспринято в Мстёре еще и потому, что оно подрезало крылья намерению Модорова открыть новое, живописное отделение.
Денег у Наркомпроса действительно нет, взять их Аверинцеву негде, даже для симпатичной ему Мстёры. Он накладывает на полемическое письмо Школьного совета единственно возможную для него резолюцию: «Необходимо производить только оплату личного состава и самые крайние хозяйственные расходы, расширение же деятельности мастерских в этом полугодии не может быть произведено»5. Впрочем, оставляя надежду на будущее, предлагает пока «усилить преподавание живописи вообще в проходимом курсе рисования».6
На исходе весны Аверинцев предпринял поездку по ряду подведомственных учебных заведений в Смоленской, Московской и Владимирской губерниях. В Мстёру он приехал 20 мая. Первый беглый взгляд соответствовал ожидаемой картине благоустроенности и порядка: «Помещение мастерской очень удобно расположено в двухэтажном доме7, самом лучшем в посаде8. При доме есть сад, огород и ряд хозяйственных построек»9. Исаев и Модоров подготовили для гостя обширную программу, чтобы продемонстрировать изменения, привносимые в жизнь мстёрской округи художественно-ремесленными мастерскими, в частности примеры «повышения графической грамотности» у учеников общеобразовательных школ, учителя которых пользовались методической поддержкой Модорова и его коллег посредством специальных курсов, и новую практику артельной работы профсоюза гладкошвеек, организованного по инициативе того же Модорова. Разумеется, показали Аверинцеву и все достижения самих мастерских. Они были сосредоточены в экспозиции, посвященной завершению первого учебного года. Авторов лучших работ награждали денежными премиями. Ежегодные весенние выставки и поощрение успехов учеников превратятся в дальнейшем в добрую местную традицию.
Через пару месяцев, когда чиновник Наркомпроса подведет итоги своей обзорной поездки на страницах газеты «Искусство», он так напишет о мстёрских впечатлениях:
«Выставка работ в государственных художественно-промышленных мастерских являет собою картину бодрой и строго продуманной работы, с определенной целью заложить начатки искусства в молодое поколение. Видна на всем сплоченная работа учащих и учащихся мастерской, видна самостоятельность последних в решении многих задач, как учебной работы, а равно и самого распорядка школьной жизни… Коллегии учащих выражена от Отдела изобразительных искусств большая благодарность за умелую и правильную постановку дела»10.
В ходе знакомства с Мстёрой Аверинцев высказал мысль, что отделу ИЗО «следует отпустить средства на издание монографии иконописцев, ювелиров и гладкошвеек посада… а за реализацию публикации мог бы взяться М. М. Исаев как человек, отдающий себя всего культурному строительству»11. Этот проект, к сожалению, не осуществился. Зато самое непосредственное следствие имело знакомство Аверинцева с продукцией артели гладкошвеек, находившейся под патронажем мстёрских Свомас. Артель профсоюза Рабис сложилась почти одновременно с ними, как бы под крылом нового модоровского дела и насчитывала около 600 членов. Активный участник советизации мстёрской жизни, краевед и мемуарист А. Н. Куликов подчеркивал особую роль Модорова, имевшего «связь с Москвой, Наркомпросом, отделом ИЗО, через который начался сбыт изделий художественной вышивки»12.
К гладкошвеям примкнула немногочисленная фракция живописцев. «Они начали работать по дереву, расписывая яичными красками матрешки, бураки, поставцы и коробки, покрывая живопись масляным лаком»13. Это стало первой попыткой диверсификации иконного промысла в русле советов Николая Пунина.
В полном соответствии с идеологией отдела ИЗО Модоров хотел как можно скорее дать почувствовать местным кустарям эффект от появления художественно-промышленных мастерских. Среди его московских руководителей не было единства в вопросе о том, насколько резким должно быть такое вмешательство. Наиболее решительную позицию занимал Давид Штеренберг, оперировавший почти военной терминологией. Призывая к мобилизации художественных сил для нужд реформы, он имел в виду прежде всего молодых художников левого направления, которые призваны вносить на местах «свое влияние и новое течение, уничтожая старое»14. Иван Аверинцев тоже говорил об экспансии мастерских, даже о «подчинении себе» населения для внедрения правильного понимания художественного вкуса и ограждения его от «антихудожественного влияния»15. При этом он смягчал бескомпромиссность Штеренберга, уверяя, «что новые люди посылаются не для того, чтобы лишить производительность данного края ее особенностей, а скорее для того, чтобы познакомиться с ними и одновременно влить в нее новую здоровую струю, по возможности сохраняя местные особенности в обработке материала».
Модоров не только досконально знал промыслы Мстёры, но и хорошо понимал особенности психологии, нравы земляков. Визит Аверинцева помог ему найти форму обращения к самой многочисленной части ремесленников, чей рынок изделий не пострадал так сильно от политических событий, — гладкошвеям и вышивальщицам. «Все это дело, — писал Модоров Аверинцеву, — нуждается в правильной постановке и художественном руководстве, так как там отсутствует понимание костюма, его выкроек и действительно художественной вышивки — мало безграмотной копировки с журналов, не имеющих никакого отношения к искусству». Подотдел в это время вынашивал идею курсов как дешевого, мобильного средства «пропаганды начальных понятий об искусстве и художественной промышленности среди широких неподготовленных масс». Мстёра, наряду с бывшим Строгановским училищем, стала первой испытательной площадкой для оценки его эффективности.
Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.
