«Они отвалились. Как и почему закончился социализм в Восточной Европе» — сборник частных историй о жизни в странах бывшего соцблока, собранных журналистами Дмитрием Окрестом (один из авторов паблика и одноименной книги о распаде СССР «Она развалилась») и Егором Сенниковым. Авторы пытаются понять, почему визионерский политический проект в этих странах закончился так быстро и почему сегодня многие из них повернулись к евроскептицизму. В книге есть истории о чешских люстрациях, румынских кроссовках, чехословацких мультфильмах, ксенофобии в ГДР и многом другом.
«Рупор Смены» публикует отрывок из истории Константина Усенко, создателя польской группы Super Girl Romantic Boys, которая, кстати, выступала у нас с концертом в 2019-м.
Книгу «Они отвалились. Как и почему закончился социализм в Восточной Европе» можно купить в книжном магазине «Смена».
Дмитрий Окрест
Польский андеграунд — это целый океан, про самобытность которого можно написать докторскую диссертацию. Одним из его исследователей стал Константин Усенко, который с начальных классов проник в культурное подполье кино, музыки и театра. На стыке этих искусств он создал музыкальную группу Super Girl Romantic Boys, где встретились ностальгическое диско, сырой панк-звук и атмосфера кабаре. Свой опыт Константин описал в книгах «Глазами советской игрушки» и «Над пропастью в борщевике». Сейчас работает над книгами о марийском язычества и субкультурами Казани. Мы встретились за пару часов до его дня рождения в баре на Хмельной улице, чтобы обсудить на русском языке музыкальную паузу между 1980 и 1999 годами.
История панк-рока — это история моего детства. Так получилось из-за моего происхождения. Бабушка родом из индустриального города Лодзь, но во время войны оказалась в Марий Эл, а дедушка погиб под Сталинградом. Мама выросла в Польше, в шестидесятых поехала в Москву, где познакомилась с отцом и привезла его в Польшу. С 11 до 13 лет я ходил на панк-концерты с родителями. Маме, детской поэтессе, было очень интересно, она и сама увлекалась молодежной поэзией, собирала интересные образцы. Многие дружили с нашей семьей — мы стали известными персонажами: я, моя мама и магнитофон, на который я записывал посещаемые концерты.
После падения железного занавеса многие рок-звезды рванули в Америку петь в ресторанах для диаспоры. Обратно возвращались в ковбойских шляпах, сторчавшиеся, с большими понтами и карманами, набитыми жвачкой. Они старались говорить с американским акцентом, но выглядело все это грустно — похоже на героиню фильма «Интердевочка». Музыканты попроще стали сезонными строителями в Европе или рванули в Прагу и Берлин, где остались жить в домах на колесах. Я не мог уехать, потому что потерял советское гражданство и мне пришлось пять лет ждать гражданства независимой Польши. Пять лет я был лицом без гражданства, человеком-призраком.
Мы начали кататься из Варшавы в Лодзь, которая выглядела как трэшовая кинодекорация. После падения коммунизма все текстильные предприятия встали, и безработной молодежи оставалось только музыкать — ходить на ночные рейвы. До Холокоста в городе жило много евреев, и у горожан остались еврейские корни.
Мы бродили там и всюду находили следы цивилизации, которую уничтожили во время войны. По атмосфере — как Питер, только не на воде. Возможно, благодаря всему этому там и появилась польская школа кинематографа. Все слушали ранние песни Prodigy и ловили бэд-трип после голландской синтетики, доступной из-за своей цены во всех районах Варшавы. Кроме того, люди часто привозили с собой купленные в берлинских клубах промокашки с LSD и другими психоделиками. Польша была крупным производителем амфетамина, ведь в стране появилось много безработных химиков. Многие утверждали, что на галлюциногенах и кислоте им лучше пишется, но вскоре часто переходили на совсем не творческий героин.
Есть культовый польский фильм «Псы» режиссера Пасиковского — про ментов, где главные герои вместе с мафией пытаются контролировать подпольные лаборатории. Это типа польской «Бригады» или «Брата» — фильм правдоподобный и показывает те реалии честно. Ружицкого — это как Апраксин двор, со своими старыми воровскими традициями. Люди, работавшие здесь в восьмидесятых фарцовщиками и челноками, потом создавали первые группировки. Как правило, вечер в клубе Fugazi, где автобус стоял внутри ангара, заканчивался дракой. Раз мы закидали бандитов бильярдными шарами, а они в ответ достали пистолеты.
Музыкой этих людей стало Disko Polo — наша вариация популярной музыки родом из провинции. Это примитивное диско зародилось в Белостоке в начале девяностых. Жанру сильно помогли работавшие на границе контрабандисты, которые инвестировали в местные музыкальные лейблы. Наше радостное диско было возвращением к беззаботному детству. Нас вдохновляла польская поп-культура времен хунты (то есть времен военного положения, когда существовал Военный совет национального спасения во главе с генералом Ярузельским, наделенный чрезвычайными полномочиями). Музыканты тех лет играли так называемую новую романтику, мрачную и таинственную. Cегодня ностальгия стала брендом, но мы стали ностальгировать задолго до этого — просто чтобы сопротивляться окружающей нас реальности с ее героином и кожаными куртками. Думаю, тем, кто тогда жил в России, это тоже близко.
