Человек-невидимка, тайна, неподвластная даже самому чуткому взору, революционер и одна из наиболее влиятельных фигур модной индустрии — всё это бельгийский дизайнер Мартин Маржела. Специально для издательства V–A–C Press исследовательница моды и куратор Колин Хилл, несмотря на всю сложность порученной ей задачи, попыталась структурированно и последовательно рассказать о творчестве Маржелы, рассказать о ключевых идеях бренда, находящих свое отражение в каждом изделии.
С разрешения издательства мы публикуем ознакомительный фрагмент из текста:
Несмотря на очевидную близость к эстетике и духу деконструктивистской моды, Мартин Маржела никогда не прибегал к этому термину (и его французскому эквиваленту la mode destroy) при описании своих изделий. В одном из редких высказываний дизайнер дал понять, что подобные понятия, с его точки зрения, не вполне отражают суть его работы: «Когда я перекраиваю одежду, старую или новую, я хочу изменить ее облик, а не разрушить ее. Так я возвращаю одежду к жизни в новой форме». В статье для журнала Artforum Оливье Зам тоже заявил, что слово «деконструкция» неприменимо к изделиям Маржелы. По его мнению, этот термин превратился едва ли не в ругательство, позволяя критикам обесценивать соответствующую одежду как сугубо экспериментальную, то есть не предназначенную для носки. Несмотря на эти возражения, деконструкция — в ее современном значении — остается одним из наиболее узнаваемых элементов в эстетике Мартина Маржелы, а само слово по-прежнему ассоциируется с его творчеством.
В статье, вышедшей в 1993 году в The New York Times под остроумным заглавием «Шок старости», Сьюзи Менкес обратилась к моде, отвергающей новизну и лоск ради «подержанного шика». Сначала журналистка вещи Рей Кавакубо, будто сшитые из лоскутов солдатской рабочей одежды и появившиеся, по ее мнению, в ответ на консьюмеризм 1980-х годов. Далее она отметила платья Dolce & Gabbana в стиле флэппер, которые ярко иллюстрируют моду на одежду, словно извлеченную из саквояжа с маскарадными костюмами. Но больше всего ее поразили фасоны Маржелы, ведь его одежда не просто казалась винтажной, а была и правда сделана из других вещей. Менкес пришла к выводу, что в таких изделиях нашел отражение мировой экономический кризис. В период рецессии участники модной тусовки, которые больше не могли покупать дорогую дизайнерскую одежду, начали охотиться за дешевыми, но оригинальными вещами в комиссионных магазинах и на блошиных рынках. Вскоре некоторые дизайнеры — и прежде всего Маржела — перенесли эту тенденцию в высокую моду.
Умение Маржелы давать новую жизнь материалам, которые другие дизайнеры сочли бы бесполезным хламом, всегда оставалось одним из его главных качеств. Именно так появились некоторые из наиболее примечательных изделий дизайнера. На страницах этой книги я упоминаю лишь несколько из множества новаторских «переработанных» фасонов Маржелы, число которых на самом деле велико. Хотя он был не единственным модельером, использовавшим материалы повторно, широта его замыслов придавала особую убедительность тому, что он создавал. Мало кому хватило бы изобретательности, чтобы соорудить жилет из осколков керамики, соединенных проволокой (как в осенней коллекции 1989 года), изготовить «шубу» из сверкающей праздничной мишуры (осень 2007 года) или скроить облегающее фигуру коктейльное платье из обломков виниловых пластинок (осень 2008 года). Соосновательница бренда Дженни Мейренс однажды заметила: «Мартин умеет превратить дешевое в стильное. Увидев вещь целиком, вы понимаете, что вышло здорово».
Однако в своей статье Менкес упустила из виду, что многие «переработанные» вещи появлялись в коллекциях Маржелы не столько в результате полета фантазии дизайнера, сколько по экономической необходимости. На первом показе модного дома, состоявшемся в октябре 1988 года, на «подиуме» были расстелены куски хлопкового муслина. Перед выходом на подиум модели обмакивали подошвы туфель в красные чернила, и ткань постепенно пачкалась и менялась. Фрагменты этого муслина с абстрактным рисунком из алых следов, которые расплывались и накладывались друг на друга, были повторно использованы в следующем сезоне. Из полос этой ткани изготовили несколько жилетов, украшенных коричневым скотчем и небрежно сидящих на фигуре. Жилеты составляли важный элемент ансамблей, состоявших из простых водолазок и длинных юбок нейтральных оттенков. Любой, кто присутствовал на предыдущем показе или хотя бы читал о нем в прессе, узнал бы эту хлопчатобумажную ткань. Оказалось, ценным может стать и непритязательный муслин — просто не стоит его выбрасывать.
Чаще всего Маржела изготавливал из повторно используемых материалов топы и блузки, подгоняя одежду по женской фигуре. В весеннюю коллекцию 1990 года вошли бюстье и жилеты, сконструированные из собранных на парижских улицах афиш. Рваные листы бумаги были склеены в технике папье-маше и пришиты к основе из некрашеного муслина, после чего изделия небрежно покрыли белилами так, чтобы в некоторых местах из-под краски проступали тексты и изображения с афиш. Получившиеся вещи, как отметил в своей рецензии один журналист, «напоминали треснутые яйца». Хотя они были изготовлены из бумаги и выглядели чрезвычайно ломкими, благодаря тканевой основе и слою краски они оказались гораздо долговечнее, чем можно было ожидать. Этот контраст внешней хрупкости и прочной структуры стал одним из лейтмотивов деконструированной одежды Маржелы.
