Смена

Книга недели — «Элита. Воспитание на случай чрезвычайной ситуации»

Программное эссе австро-немецкого интеллектуала

Герд-Клаус Кальтенбруннер (1939–2011) — один из самых ярких консервативных публицистов Германии второй половины XX века. Он был из числа тех интеллектуалов своего поколения, которые вступили в противодействие с культурной революцией 1968 года и её последствиями. Лауреат многих престижных литературных премий, человек энциклопедических знаний и высокой духовной дисциплины, Кальтенбруннер задавал тон многим общественным дискуссиям в ФРГ 1970–1980-х годов. Его книга «Элита. Воспитание на случай чрезвычайной ситуации» (1984) — смелая речь в защиту элитизма, который, по мнению автора, является не просто политической теорией, но наиболее адекватным методом постижения и организации социальных процессов в целом. Немало внимания в этой работе уделено и тайным объединениям, составляющим «эзотерическое» измерение общественных отношений.

С разрешения издательства Silene Noctiflora публикуем ознакомительный фрагмент:

Демократическое государство должно отказаться от культа посредственности

<…>

Ради собственного выживания демократическое государство императивно вынуждено делать то, что, по мнению идеологов эгалитарного «демократизма», ему делать нельзя: отказаться от культа посредственности и некомпетентности, чтобы с максимально возможной отдачей сосредоточиться на продвижении талантливых людей и формировании новых элит как на одной из своих основных целей.

Элиты нужны нам на государственно-административном уровне не меньше, чем в экономической, производственной и научной сферах, а также в области фундаментальных исследований и большой философии (Philosophie großen Stils), формирующей мировоззрение и общую систему смыслов. Элита, понимаемая как созидательное меньшинство — всегда нечто немногочисленное и редкое, — является одним из важнейших активов нации. Как я уже сказал, это относится не только к научно-технической элите, в которой мы, как страна-экспортёр, экономически зависимая от мирового рынка, естественно, особенно нуждаемся. Не менее важным, а в долгосрочной перспективе даже играющим ключевую роль, становится меньшинство, элитарное уже потому, что готово демонстрировать и проводить в жизнь те аскетические добродетели, без которых не может быть создано ни одно государство: служение, самоотречение, скромность, дисциплинированность в выполнении повседневных обязанностей, а также самоконтроль и самосовершенствование во имя общего блага. Здесь можно говорить об аристократизме в том смысле, который позволяет избежать его романтизации. Такой аристократизм не имеет ничего общего с феодализмом, экономическими привилегиями или надменностью знати; это условие всякой высокой культуры. То же относится и к демократии, если она стремится к большему, чем разрушение государства и падение нравов. Индустриальное общество плюс демократическая конституция не создают государства, способного справиться с чрезвычайными ситуациями. В чрезвычайной ситуации определяющей силой становятся не протестующие недоучки, а целеустремлённые отличники1; не средние, но лучшие. В чрезвычайной ситуации всё зависит от того, обладает ли демократия достаточным потенциалом элит. «Лишь примесь элемента аристократичности делает возможным существование демократии. Без этого она всегда подвергается опасности разбиться о бескультурье толпы», — так заявил почти полвека назад голландский историк Йохан Хёйзинга2. Его слова актуальны и сегодня.

Элита — воспитание на случай чрезвычайной ситуации

Всякий, кто берётся рассуждать на тему элиты, рискует сразу же увязнуть в трясине социально-философских, этических, культурно-исторических, педагогических и утопически-романтических идей. Слишком легко поддаться поспешным обобщениям, непроверенным социо-критическим оценочным суждениям и идеалистическим фантомам (последние могут быть как про-, так и антиэлитистскими), игнорируя при этом всё, что мы знаем или, по крайней мере, можем знать из исторических, социологических и антропологических исследований.

Как бы мы не определяли элиту, она всегда имеет отношение к квалифицированному меньшинству, и в этом смысле ей присущ аристократический ореол, который характеризуется определённой исключительностью. Уже на данном этапе наших рассуждений можно сказать, что элита находится в оппозиции к категории равенства. Элитарность и эгалитарность — противоречащие, взаимоисключающие термины. Сама история понятия указывает на это.

«Много званых, мало избранных»

Слово «элита» заимствовано из французского языка и происходит от élire — «выбирать». Первоначально оно относилось к товарам высочайшего качества, так сказать, к crème или «цвету» определённого класса товаров; позже выражение стало применяться и к группам, особенно под-ходящим для выполнения специфических задач в силу некоторых выдающихся качеств, а потому оказывающих существенное влияние на общество или одну из его частей. Например, элитные войска или элитные объединения. За французскими словами élite и élire стоит латинское eligere, которое также означает «отбирать» или «отсеивать». Отсюда electio — «выбор» и electilis — «избранный».

«Multi vocati, pauci electi», — дважды сказано в Евангелии от Матфея: «Много званых, мало избранных»3. Так же и у манихеев — гностической религии, широко распространенной в мире в первые века нашей эры (к ней какое-то время принадлежал даже ставший впоследствии одним из Отцов Церкви Августин), существовала группа electi — посвящённых и избранных, что стояли над массой обычных прихожан, сторонников и сочувствующих.

Понятие «элита» имеет не только социо-логическое и политическое значение, но и религиозное, и метафизическое. Неслучайно величайшим мыслителем-элитистом античности был Платон, который в своём «Государстве», диалоге о справедливости, описал иерархически структурированную государственную систему, и эта политическая модель тесно связана с учением Платона об иерархии человеческих душ и иерархической структуре реальности в целом.

Эти платоновские идеи оказывали прямое и косвенное влияние на протяжении более двух тысячелетий: мы находим их и в социальных теологических конструкциях схоластики Высокого Средневековья и даже в нашем веке, в системе «истинного государства»4, разработанной австрийским философом Отмаром Шпанном.

Идеальное сообщество, по Шпанну, имеет восходящую структуру: рабочие ручного труда, квалифицированные рабочие (в число которых входят и актёры), хозяйственные руководители, управляющие государственных и приближенных к ним структур, носители творческого духа и мудрецы. Такова иерархия, согласно которой каждый класс духовно направляется более высоким, а венчает пирамиду интеллектуальная элита.

  1. Здесь в немецком тексте присутствует игра слов: Aussteiger — то есть тот, кто выпал, вышел из какого-либо объекта или процесса, и Aufsteiger — тот, кто поднялся вверх. ↩︎
  2. Цит. по: Хёйзинга Й. Затемнённый мир. Возможно-сти возрождения нашей культуры // Хёйзинга Й. Тени завтрашнего дня. Человек и культура. Затемнённый мир / Пер. Д. Сильвестрова. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2010. С. 270 ↩︎
  3. Мф. 20:16; Мф. 22:14 ↩︎
  4. Описано в одноимённой работе: Spann O. Der wahre Staat. Vorlesungen über Abbruch und Neubau der Gesellschaft, gehalten im Sommersemester 1920 an der Universität Wien. Leipzig: Quelle & Meyer, 1921. Общество, по Отмару Шпанну, должно иметь корпоративно-пирамидальную структуру, в которой «лучшие» посредством по сути меритократических элементов отбора оказываются на вершине государственной иерархии. Следуя логике классической политической философии, Шпанн видел возможность преодоления разрывавших австрийское общество классовых антагонизмов в органичном сосуществовании различных сословий, совокупностью которых и является государство. Влияние сословно-корпоративистских идей панна не ограничилось политическим католицизмом в Австрии, но отчётливо прослеживается и в некоторых работах представителей т. н. «консервативной революции» (например, у Эдгара Юлиуса Юнга). ↩︎