В преддверии Летнего книжного фестиваля в парке «Черное озеро» (17-18 июня) мы публикуем отрывок из книги «Турист: новая теория праздного класса», которая будет презентована на событии. 

В долгожданном переиздании от Ad Marginem американский антрополог Дин Макканелл исследует актуальные формы проявления зародившегося в середине ХХ века праздного класса, выделяя одну из самых примечательных его характеристик — туризм. Возможности, ставшие следствием технологического развития и открытого мира, в свою очередь, раскрывают еще более интригующую сторону анализа — конфликт идентичностей, происходящий на фоне полувекового туристического бума.

На Летнем книжном фестивале издательство Ад Маргинем представит книгу совместно с заместитель директора Института исследований культуры НИУ ВШЭ, редактором «Туриста» Александром Сувалко.

Тема туризма и путешествий стала одним из сюжетов грядущего масштабного события — помимо презентации «Туриста», в программе события дискуссия «Книга и путешествие. Литература как карта описания пространства», презентация исследовательского проекта ««Мы солнце встречаем в пути» — посвященному тому как книжный фестиваль помогает нам изучать города и создавать новые туристические продукты, выступление Оскара Конюхова, посвященное его книге «С отцом по всему свету» и многое другое.

Следите за нашим телеграм-каналом smenalkf2023, совсем скоро будет много подробностей! 

Пока мы все вместе готовимся к фестивалю, с разрешения издательства публикуем отрывок из книги «Турист».

Товар и символ

Одним из наиболее поразительных, но не часто обсуждаемых аспектов современного капиталистического общества является то, до какой степени товар стал частью культуры — языка, музыки, танца, изобразительного искусства и литературы, не говоря уже о рекламе, кино, комиксах и интеллектуальном поп-арте. Этого, в отличие от консерватизма промышленного пролетариата, Маркс не предвидел. В отношении Маркса к культуре и искусству присутствует некоторая враждебность. Культура — оригинальная система обозначения и оригинальное (Маркс называл бы его искаженным) отражение природы человека. Чтобы выявить материальный субстрат общества, считал Маркс, можно упразднить всё, что имеет исключительно символическое значение. Он верил, что придет день, когда революционная практика, основанная на критическом выявлении бесчеловечного социального устройства,заменит культуру в качестве окончательного выражения человеческих ценностей. Но, как учит современный левый марксизм (Мао Цзэдун и, хотя по-своему, Франкфуртская школа Адорно и прочих), культура удерживает своих позиции, и революция должна научиться действовать в ней и посредством нее.

Некоторые семьи, живущие на земле, стараются во всем походить на Святое Семейство. В этих случаях символическая форма социальной организации является оригиналом, а «реальные» семьи — всего лишь копиями. Как писал Дюркгейм, «общественная жизнь во всех своих аспектах и во все моменты истории возможна только благодаря обширному символизму» (1). Товар стал неотъемлемой частью повседневной жизни современного общества в силу того, что его оригинальная форма является символической репрезентацией (рекламой) самой себя, суля и направляя опыт в преддверии фактического потребления.

Я предполагаю, что современное материалистическое общество на самом деле менее материалистично, чем мы привыкли думать. Мы пережили короткие периоды коллективной вины. Например, в 1950-х некоторые интеллектуалы в стремлении не быть чересчур «вещистами» (thing-oriented) приобретали вещи в стиле датский модерн, которые казались им менее «вещистскими», чем традиционные аналоги. Можно также вспомнить извечную обеспокоенность «излишней коммерциализацией» Рождества. Технологи марксизма напоминают о своей материалистической сущности, выпуская всё новые потребительские товары для страждущих рабочих из России и Восточной Европы. Однако в конечном счете оказывается, что оболочкой современных форм общества являются не столько потребительские товары, сколько более сложное и целостное ви́дение самих себя, то есть репрезентация современной общественной жизни в науке, искусстве, общественных движениях, образе жизни, спорте, прессе, кино и телевидении. Возможно, современная культура разделяется и продается по подобию товара, однако экономическая и общественная структура этих фрагментов современности весьма отличается от старого промышленного товара.

Ценность программ, поездок, курсов, отчетов, статей, представлений, конференций, мнений, событий, достопримечательностей, зрелищ и ситуаций определяется не количеством труда, затраченного на их производство, а количеством и качеством опыта, который они сулят. Ценность даже материальных товаров всё чаще выводится из их потенциала стать частью нашего современного опыта. Фонографические записи и звезды порнофильмов производятся и продаются в соответствии с принципами, которые бросают вызов трудовой теории ценности. Более того, старый добрый материальный тип товара сохраняет свои позиции в современном мире лишь в силу своей способности предоставлять опыт, например телевизоры, музыкальные центры, камеры, магнитофоны, спортивные автомобили, вибраторы, электрические гитары или наркотики. Товар стал способом достижения цели, которая заключается в бесконечном накоплении рефлексивного опыта, преобразующем вымысел и реальность в обширный символизм — то есть современный мир (2).

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

На наших полках впервые появились книги Киноведческой артели 1895.io, одна из них — работа Натальи Баландиной, посвященна одному из главных режиссеров оттепели, в которой находят общее место эпоха, история личности и творчество Михаила Калика, отражающее их столкновение.

От общего признания трудов мастера отечественного кино, без которых невозможно представить развитие кинокультуры 1960-х до полного запрета упоминать имя режиссера и показывать его работы в СССР: архивные материалы, интервью и просто посвященные глубине творческого гения тексты.

С разрешения издательства публикуем отрывок о сложности кадровой постановки фильма «До свидания, мальчики»:

По фильму «До свидания, мальчики!» можно учиться искусству фото‑ и кинопортрета. Этот жанр дает ключ к анализу работы Калика. Режиссер и оператор на протяжении всего действия выстраивают целую серию тройных портретов главных героев, меняя ракурсы, мизансцены, декорации, атмосферу… Первый из них — своего рода визитная карточка персонажей будущей истории: Володи Белова в исполнении Евгения Стеблова, Сашки Кригера, которого сыграл Николай Досталь, и Витьки Аникина — Михаила Кононова. Это первая летняя сцена после титров, в которой друзья, подплыв к ресторану «Поплавок», вскарабкиваются на сваи и, держась за перила, смотрят, как нарядно одетые посетители танцуют танго. В центре — пара Жестянщика в исполнении Ефима Копеляна и Незнакомки, которую играет Микаэла Дроздовская. Внимание зрителя сразу концентрирует на себе энергия пластики кадра — фотогения трех фигур, трех характеров: напряженный, как перед боксерским поединком, и глядящий исподлобья Володя, обхвативший перила сверху крест‑накрест; задумчивый и любопытный, с тонкими чертами лица, темноволосый Сашка, схватившийся за опору снизу; и круглолицый, кажущийся младше своих лет, белобрысый Витька, опирающийся о перила подбородком, устроившись словно птичка на жердочке.

Столкновение таких разных образов каждый раз в новых ситуациях и мизансценах все ярче и ярче выявляет индивидуальность каждого. Остроумие и артистизм Сашки оттеняют твердость и прямолинейность Володи, характер которого подчеркивает мягкость и добродушие Витьки. Монотонные возгласы героя Кононова, повторяющего: «Мать подвела, я ей доверился, а она подвела…» — контрастируют с эмоциональным восклицанием Сашки, выделяющего каждое слово: «Кошмар! Ночью отец будил меня три раза! Он не мог сам дать матери валерьянку!» Привыкший опираться на логические доводы Володя напоминает друзьям, что они взрослые, и от того, что родители против их профессионального выбора, ничего не изменится.

Вариации тройных портретов, часто ограниченных рамками кадра, выполнены столь изобретательно, что у зрителей не возникает и мысли о назойливости приема, а создается ощущение, что он раскрывает характеры и разрабатывает стиль фильма. Отметим, что и некоторые дальние и общие планы можно отнести к жанру портрета, например, кадр с тремя крошечными мальчишескими фигурками, идущими вдоль косы на линии горизонта. В этой сцене чувствуется рисунок походки каждого из персонажей.

Одна из самых интересных композиций, создающих общий портрет, — сцена шпаклевки ялика, когда герои, кажется, впервые всерьез задумались о своем выборе. Только что разбились их мечты о морской карьере — ребята узнали, что двоих из них отправляют в Пехотное училище, а одного — в Военно‑морскую медицинскую академию. Они так удобно расположились вокруг лодки, что, кажется, стали ее частью; именно эта мизансцена подчеркивает внутреннюю связь трех друзей «из одного города». Особенно запоминается работа Михаила Кононова (кстати, самого опытного среди исполнителей, в этот момент уже артиста Малого театра), в будущем проявившего себя как многогранного драматического актера. Его герой сидит на перевернутой вверх дном лодке, на фоне неба. Кононов в нескольких репликах раскрывает масштаб личности своего молчаливого персонажа, над которым подшучивает насмешливый Сашка. На вопрос «Что скажем девочкам?» (то есть «как мы им расскажем, что не едем в морское училище») Витька как‑то очень просто и мудро отвечает: «Пойдем искупаемся!» Так, словно хочет добавить: «Пока мы еще властны в своей судьбе, свободны в поступках, пока еще море принадлежит нам». Именно этот эпизод разрывает едва ли не самый трагический титр фильма (за исключением последнего — о маме): «Витька погиб в 41‑м под Ново‑Ржевом, а Сашка в 56‑м был посмертно реабилитирован». Прототип Сашки Кригера — близкий друг Бориса Балтера, привлеченный по «делу врачей» и погибший на допросе. С тем, кому удалось выжить на войне, беспощадно расправляется собственное государство. Страна, отравленная тоталитарной идеологией, легко чередует борьбу с внешним и внутренним врагом.

После сцены последнего городского свидания Володи и Инки, которую замечательно играет Наталия Богунова, время в экранной истории словно ускоряется, подгоняя героев, чуть‑чуть меняется тональность, почти исчезает шутливая интонация. Сначала друзья узнают, что их профессиональное будущее будет иным, а затем, что дата отъезда почему‑то резко приблизилась. Володя оставляет Инку одну на берегу и плывет к ялику. И вот уже поезд уносит героев все дальше и дальше от тех, кто им дорог.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

Повествование о жизни гениального изобретателя, написанное рукой одного из важнейших инициаторов переосмысления искусства при помощи техники и руководителя НИИ «Прометей» Булата Галеева — лаконичный экскурс в мир экспериментального творчества советской эпохи.

Лев Термен, в последние годы жизни тесно сотрудничающий с автором книги и неоднократно выступавший с научными лекциями перед студентами и инженерами-авантюристами Казани, прожил свою долгую жизнь слагая воедино вещи, соседство которых не решались представить себе новаторы предыдущих лет. Искусство и инженерия, аплодисменты восторженных залов и самоотверженный труд в тихих кабинетах Лубянки нашли общее место в волнующем повествовании коллеги из казанского НИИ.

Читайте отрывок об интересе Ленина к деятельности Термена и выступлении изобретателя в стенах Московского Кремля:

«ПОЛТОРА-ДВА ЧАСА», ПЕРЕВЕРНУВШИЕ ЖИЗНЬ

Рассказ о встрече с В.И. Лениным в устных выступлениях самого Льва Сергеевича я слышал много раз — и перед академической аудиторией, и перед школьниками, читал об этом многократно в разных его интервью, приуроченных к очередным ленинским юбилеям. Ведь в наше время Термен был, наверно, одним из последних могикан, перед которым следовало замирать с восторгом и умилением: «Он Ленина видел!» И, если совместить это со специальными статьями из серии «Термен и Ленин», выглядела эта история следующим образом.

Весной, в марте 1922 года Термена разыскал А.М.Николаев, председатель Радиосовета, член коллегии Наркомпочтеля (черт его знает, что это за абракадабра) — короче, советский «радиокомиссар», с которым Термен был знаком еще по детскосельским временам и московским контактам в этом самом Наркомпочтеле и на недавнем электротехническом съезде.

Николаев, оказывается, рассказал о съездовская выступлении Термена вождю, и тот, конечно, заинтересовался им. Почему «конечно»? А потому, как вспоминал Николаев позже (пока его не расстреляли в 1937-м), что «у Владимира Ильича был огромный интерес к техническим достижениям и новинкам. Приходится поражаться, каким образом, при напряженной занятости важнейшими государственными, политическими и партийными делами, он выкраивал время для того, чтоб следить за развитием техники, в частности радиотехники, и даже входить в такие детали, которые у иных руководителей ведомств за кучей других дел ускользали из внимания». И в завершение — великолепная фраза: «Он все видел и все знал».

Ну, это уж слишком, конечно! Но остальное вполне очевидная правда. Ленин (Ульянов) родился и воспитывался в дворянской семье, как и Термен, в гимназии был отличником, закончил ее с медалью. Затем учился в Казанском университете. О том, что физику знал неплохо, — можно судить и по его работе «Материализм и эмпириокритицизм»

Термен привез в Кремль два варианта прибора: один для воспроизведения музыки, а другой — для демонстрации возможности использовать прибор в целях бесконтактной охранной сигнализации. Термену повезло — в кабинете оказался рояль, а секретарь вождя Л.Фотиева, оказывается, тоже училась когда-то в консерватории. После репетиции на выступление Термена собралось 15 — 20 человек (Лев Сергеевич признал лишь одного — всесоюзного старосту М.И.Калинина).

То, что «терменвокс» мог служить великолепным, невидимым охранником, — для нас сегодня очевидно. Достаточно спрятать антенку в переплет окна или двери, — и прибор мгновенно среагирует на изменение емкости, на приближение любого вора либо супостата, деморализуя его своим неожиданным, ничем казалось бы не мотивированным, звучанием. Но для многих участников встречи, имевших, как и большинство тогда в Кремле, незаконченное начальное образование, действие «сторожа» казалось чудом.

Ленину понравился «электронный сторож». А после демонстрации бесконтактной охранной сигнализации Термен под аккомпанемент Фотиевой сыграл свой коронный номер — «Лебедя» Сен-Сенса, затем один из этюдов Скрябина и «Жаворонка» Глинки.

— Во время исполнения Глинки, — вспоминал Лев Сергеевич, — Владимир Ильич попросился испробовать сам терменвокс. Он был низенький, рыжий такой, ниже меня. Я взял его руку и помог ему начать. И он был очень музыкальный — сумел сам закончить «Жаворонка», уже без моей помощи.

Ой ли, Лев Сергеевич, при всем уважении к Вам и Владимиру Ильичу, трудно поверить. Я не раз пробовал, и жена моя — музыкант, тоже пыталась управлять терменвоксом. С первого раза трудно, инструмент, надо признать, непривычный, да и очень капризный, чуткий к неловким движениям, — получалось лишь мяуканье и вой, совсем не «Жаворонок» (рис.7). Я думаю, и в терменовской памяти сказалось общенародное преклонение пред Ильичом, как у упоминавшегося выше начальника Наркомпочтеля: «Он все видел и все знал». И все умел, стало быть.

Впрочем, может, это и на самом деле было так, — придворный кремлевский летописец Дрейден Симон Давыдович, специально изучавший музыкальный слух вождя и составивший известный в кругах партийной интеллигенции сборник «Ленин и искусство», уверен, что Владимиру Ильичу и терменвокс был по плечу.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

Одна из самых сложных и захватывающих областей поэтического поиска — это появившееся на стыке тюркских и славянских культур множество мифологических образов, при помощи которых осмысляли мир таинственные народы Поволжья: легенды, злодеи, герои, колдуны и чудовища, наполнявшие сознание наших предков.

С разрешения издательства публикуем отрывок с преданиями о происхождении Казани и её названия:

ПРЕДАНИЯ О КАЗАНИ

О столице Татарстана Казани существует множество легенд. Название города чаще всего производят от слова «казан». По свидетельству этнографов, казан — большой котёл — был предметом быта, «без которого татарки не могли обходиться». Почти все татарские национальные блюда приготавливались в казане, он заменял и горшок, и сковороду, которые вошли в татарский обиход относительно поздно. В казане готовили бешбармак, обжаривали беляши и перемечи — лепешки с начинкой, выпаривали молоко для получения особого вида творога. Но в то же время казан был ритуальным предметом, имевшим символическое значение. По мнению исследователей, татарский казан происходит от ритуального котла древних кочевников, в котором готовили не только обычную, но и ритуальную пищу, варили мясо жертвенного животного. Вокруг него собирался совет старейшин племени, решались важные вопросы, то есть такой котел имел и общественное значение.

В одном из преданий об основании Казани рассказывается, что, когда монголы вторглись в Волжскую Булгарию, сын одного из булгарских правителей, спасаясь от преследовавших его монголов, остановился на ночлег на берегу неизвестной реки и послал слугу по воду. Тот взял большой медный казан и пошёл на речку. Зачерпнул воды, но казан оказался слишком тяжелым, выскользнул у парня из рук и затонул. Случившееся посчитали знаком: беглецам следует остаться здесь навсегда и основать поселение. Реку они назвали Казанкой, а построенный на ее берегу город — Казанью.

Другое предание связывает возникновение Казани с нападением на Волжскую Булгарию знаменитого завоевателя Тимура Тамерлана (Темир-Аксака):

Точная дата основания Казани (как, впрочем, и большинства древних городов) неизвестна, однако у нынешней Казани была предшественница — Старая Казань, находившаяся в 45 километрах от Новой, выше по течению Казанки.

О том, почему город переместился с одного места на другое, тоже существует предание:

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

Текст книги раскрывает для читателя глубину непрекращающегося внутреннего монолога Боулза, которым писатель пытается докопаться до сути каждой из окружающих его вещей, а в описанных событиях частной жизни всплывают прообразы героев и сюжетных перипетий из романов американского автора.

С разрешения издательства книжного магазина «Циолковский» публикуем отрывок о детстве, гневном аффекте и отношениях внутри семьи:

В раннем детстве я был покладистым и на удивление послушным ребёнком, однако у меня иногда случались вспышки гнева. Я рос, становился всё более осторожным и осмотрительным, а вспышки гнева исчезли. Естественно, я предполагал, в будущем буду избавлен от этой напасти. Однако в возрасте девятнадцати лет я с изумлением обнаружил, что только что кинул в отца огромным тесаком для разделки мяса. Я выбежал из дома, разбив стеклянную бляху во входной двери, и бросился бегом вниз по склону холма под дождём. Я не успел пробежать и три улицы, как на автомобиле подъехал отец, вышел из машины и пошёл за мной. Я остановился и повернулся к нему.

«Я хочу с тобой поговорить, — сказал он. — Ты больше не должен так поступать со своей матерью. Это она настояла, чтобы я за тобой поехал».

Действительно, в тот момент я о ней не думал, и позволил ему убедить меня вернуться. Мы оба до нитки промокли. Когда мы вернулись, мать была вся в слезах. Я прошёл мимо, даже на неё не взглянув. «У тебя совсем нет сердца, слышишь?!» — крикнул мне отец.

Я был уже на лестнице, но услышав эти слова, остановился.

«Ты меня не выносишь, потому что каждый раз, когда смотришь на меня, ты понимаешь, что из меня у тебя черт знает что получилось! — закричал я. — Но я не виноват, что я живу! Я не просил, чтобы меня рожали!»

«Что… ты…за… чушь… несёшь?» — запинаясь, словно ему что‑то мешало, вопрошал отец, воздев лицо и руки к небу.

Я вошёл к себе и захлопнул за собой дверь, чувствуя себя человеком, который поддался на провокацию и открыл другим о себе ту правду, которую лучше было держать в тайне. В общем, я был крайне недоволен своим поведением, являвшимся результатом слабости. Я бросил тесак — это было фактом, а не фантазией, и меня волновали проблемы, к которым такое поведение может привести в будущем. То, что я так легко тогда потерял контроль над собой, означает, что я могу «забыться» с весьма трагическими последствиями. Но, как обычно, я напомнил себе, что на деле ничего страшного не случилось и волноваться нечего.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.