В своем исследовании американский историк-русист рассматривает политические, исторические, морально-этические и догматические перемены значительного среза истории России.

Использованная в работе Барбары Энгель женская оптика раскрывает субъектное выражение женщины, роль пола в отношениях с обществом и властью и просто безумно динамичный социальный климат нашей страны.

С разрешения издательства публикуем отрывок из книги о месте женщины в реформаторских движениях Поволжья и других мусульманских регионах начала ХХ века:

Среди мусульман Кавказа, Поволжья и Крымского полуострова статус женщины занял важное место в национальной повестке дня. Националистические движения возникли в наиболее урбанизированных районах к концу XIX века под действием тех же модернизирующих сил, которые вызвали волнения среди русских. Инициативу взяли на себя реформаторы-джадиды. Измеряя прогресс критериями западноевропейского «просвещения», реформаторы джадидизма стремились направить свои народы по пути современности путем реформирования самого ислама. Мужчины — лидеры движения, в основном поволжско-татарская и азербайджанская интеллигенция, не просто включали «женский вопрос» в свою повестку дня, но придавали ему ключевое значение. Татарский реформатор Исмаил-бей Гаспралы (в некоторых источниках — Гаспринский) писал в 1913 году: «Кто любит свой народ и желает ему [светлого] будущего, тот должен позаботиться о просвещении и воспитании женщин, вернуть им [их] свободу и независимость и дать широкий простор для развития их ума и способностей»

Реформаторы в Баку определили основные женские проблемы как неграмотность, изоляцию, ношение чадры и полигамию. Поддержка женщин в преодолении этих проблем стала мерой прогрессивности политики. Когда родители-мусульмане обратились в Бакинский городской совет с ходатайством об открытии школ для их дочерей, азербайджанские делегаты решительно поддержали их просьбу и воспользовались этим случаем, чтобы открыть дебаты о месте женщин в обществе и поддержать отмену чадры и женской сегрегации. Один из делегатов произнес воодушевляющую речь «Долой чадру»: он говорил, что образование необходимо женщинам, чтобы стать хорошими гражданками и хорошими матерями, причем эти две роли были явно неразделимы в его сознании¹. Влиятельный и популярный азербайджанский журнал «Молла Насреддин» (1906–1930) под редакцией Мирзы-Джалила Мамедгулизаде (1866–1932) и его жены Хамиды Джа-ваншир (1873–1955) также затрагивал ряд женских проблем.

Посредством сатиры и карикатур журнал порицал обязательное ношение чадры, изоляцию женщин, многоженство, избиение жен и насилие в отношении женщин². Рассматривая эмансипацию женщин как «возвышение» их до уровня их европейских сестер в образовании и просвещении, джадиды видели в ней необходимую предпосылку для возрождения мусульманской цивилизации и формирования современного государства. Акцент на женской эмансипации побуждал и самих женщин высказываться от собственного имени. Вначале лишь объекты реформы, проводимой просвещенными мусульманскими интеллектуалами, они вскоре стали признанными партнерами мужчин. Эти женщины, как и мужчины, происходили из семей образованной, привилегированной и урбанизированной элиты. По большей части они приводили доводы в пользу образовательного и социального прогресса женщин в рамках, установленных мужчинами, связывая будущее нации с тем вкладом, который внесут в него просвещенные матери: «Сестры, нам нужны школы, где мы сможем получить образование; мы сможем быть в какой-то степени полезны нашей Родине, если сумеем [правильно] воспитать наших детей»³. После революции 1905 года в крымском городе Бахчисарае, в Казани и в Баку начали издаваться журналы, адресованные женской аудитории, и другие журналы открыли свои страницы для женщин-авторов. Женские журналы информировали своих читателей о правовом статусе женщин, давали им советы по поводу их домашних обязанностей и публиковали информацию о положении женщин в других местах. Подчеркивая необходимость перемен, сторонники женской эмансипации, тем не менее, продолжали отстаивать в качестве идеалов для женщин традиционные исламские ценности: преданность, целомудрие и покорность воле Аллаха. Таким образом, националисты восприняли ценности Запада избирательно. Женщины, особенно в роли матерей, должны были играть важную роль в сохранении всего лучшего из национального наследия. Мусульманские интеллектуалы, как мужчины, так и женщины, рассматривали женскую эмансипацию с точки зрения блага нации.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

За ярким переплетом новинки от издательства «Пешком в историю» рассказ об одной из самых важных и загадочных составляющих нашего мира — деньгах. В ясном и легком изложении психолога и финансового специалиста Майка Шефера юный читатель узнает откуда взялись деньги, что подкрепляет их ценность, разберется в сложных процессах страхования, кредитах и других формах экономических отношений.

С разрешения издательства публикуем отрывок из книги о том, как правильно посчитать свои деньги и как лучше всего с ними обращаться:

Что делать с карманными деньгами?

Во-первых, копить. Например, в копилке: туда регулярно кладут деньги, и их становится всё больше. Копить — значит вообще не тратить или покупать только то, на что именно ты копишь.

Во-вторых, тратить. На что угодно: игрушки, журналы, сладости. Можно израсходовать все деньги сразу — но тогда ничего не останется и придётся ждать, когда родители дадут в следующий раз.

В третьих, инвестировать. Инвестировать — значит передать деньги кому-то, кто их приумножит и вернёт еще больше. Но при инвестировании можно и потерять свои средства — частично или даже целиком. Как работают инвестиции, мы расскажем немного позже.

Сколько у меня денег?

Чтобы придумать, на что пустить деньги, хорошо для начала знать, сколько их вообще у тебя есть. Для этого нужно вытряхнуть копилку, разложить накопленное на монеты и купюры, и всё пересчитать.

Но если деньги лежат в разных местах — в карманах в кошельке, в школьном рюкзаке — учёт провести не так просто.

Многие взрослые раз в месяц пересчитывают все свои средства, чтобы понять, сколько всего есть в наличии. Иначе не узнать, готовы ли они на непредвиденные расходы или нет. Если вдруг сломается стиральная машина, будет ясно, в состоянии ли они купить новую. Придёт что-то в негодность или нет — неизвестно, но если это случится, важно знать, хватает ли накоплений.

Однако есть немало людей, которые совсем не считают и не представляют, сколько у них денег. Поэтому они и не знают, смогут ли купить новый телевизор, если старый вдруг сломается.

А ты знаешь, сколько у тебя денег?

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

С 14 по 28 марта мы проводим Цикл лекций «Кино: введение в предмет. Искусство, технология, экономика» и попросили его автора — Артёма Скворцова — рассказать о пяти книгах, важных для погружения в контекст:

Книг о кинематографе великое множество. Выбирать из них — одно удовольствие, но только в том случае, если вы уже в какой-то степени знакомы с предметом. Подавляющее большинство книг о кино посвящены конкретным темам (издания о темах-идеях-проблемах, о стилевых тенденциях или жанрах, об отдельных национальных кинематографиях, о конкретных режиссёрах и фильмах и т.д.). В этом изобилии трудно найти базовые, фундаментальные книги, рассказывающие о кинематографе в целом, да ещё и слогом, понятным неспециалисту. Поэтому приведённый ниже кратчайший список составлен именно по такому принципу: это книги, где затрагиваются общие проблемы кино как вида искусства, и они адресованы широкой аудитории.

1. Данила Кузнецов. Язык кино. Как понимать кино и получать удовольствие от просмотра.

Номер один в нашем списке — книга с лаконичным названием «Язык кино». В этом небольшом по объёму издании читатель найдёт краткое и внятное описание едва ли не всех значимых аспектов кино как искусства и технологического процесса, от разъяснения человеческой физиологии восприятия «движущихся картинок» до описания основных этапов съёмочного процесса и постпродакшна. В качестве введения в предмет опус киноведа и режиссёра-документалиста Данилы Кузнецова, на мой взгляд, не имеет аналогов на российском книжном рынке.

2. Энциклопедия для детей. Т.7. Искусство. Ч.3. Музыка. Театр. Кино.

Не удивляйтесь присутствию подобного издания в рекомендованном списке. Энциклопедии издательства «Аванта+» адресованы не только (а иногда и не столько) детям, сколько молодым читателям — преимущественно студенческой аудитории. В этом томе вы найдёте компактное и хорошо структурированное изложение основных этапов истории мирового кинематограф. Но и о теории кино тоже можно кое-что узнать.

3. Кристофер Воглер. Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино.

Очень известное в кинематографических кругах исследование американского автора, много лет проработавшего сценаристом и редактором в Голливуде. Книга Воглера посвящена одному аспекту кино — драматургической основе фильмов и понятию системы персонажей. Обязательна к прочтению для всех, кто интересуется вопросами нарратологии.

4. Роберт Макки.

История на миллион долларов: Мастер класс для сценаристов, писателей и не только.

Диалог. Искусство слова для писателей, сценаристов и драматургов.

Сразу две книги влиятельного американского педагога и сценариста Роберта Макки. Первая подробно рассказывает о сценарии как фундаменте любого фильма, вторая посвящена теме более узкой, но не менее важной для кинематографа – искусству создавать речевые характеристики персонажей. Между прочим, если о сценаристике написаны без преувеличения целые библиотеки литературы, то диалогу в кино посвящена пока только одна книга. Вот эта. Так что не пропустите.

5. Александр Митта. Кино: между адом и раем. Кино по Эйзенштейну, Чехову, Шекспиру, Куросаве, Феллини, Хичкоку, Тарковскому.

Замыкает наш список отечественный аналог «Истории на миллион долларов». Может быть, именно с книги Митты имеет смысл начать знакомиться с кинематографической проблематикой — если вы возьмёте её в руки первой, это будет хороший выбор. Митта пишет эмоционально, даже страстно, увлекательно и умно, приводя множество примеров из мирового кинематографа и обращаясь к максимально широкой аудитории. Никакой сложной терминологии и полное отсутствие снобистского высокомерия. Поистине, книга для любого, кто заинтересовался природой кинематографа.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

Культовый для японского литературного подполья ХХ века роман «Догра Магра» — это пламенная фантасмагория, где в одном клубке сплелись: противление новому свету, ностальгическая химера прошлого и варящийся в котле безумия и одержимости безымянный герой.

С разрешения издательства публикуем отрывок из книги:

«Клиника свободного лечения сумасшедших» окружена стеной из красного кирпича высотой в один дзё и пять сяку. Внутренний квадратный дворик главного здания покрыт характерным для этой местности чистейшим кварцевым песком. Посередине растут пять павловний, с давних времен придающих очарование этому месту. Но с тех пор как огородили и выровняли площадку для клиники, деревья приболели — листья их сделались желтыми и сухими, что можно счесть дурным предзнаменованием… Порою мне кажется, что павловнии, пропитавшись окружающей атмосферой, стали демонстрировать некоторые признаки психического расстройства, но древесные недуги в наших аудиториях еще не изучаются… Впрочем, я отвлекся.
Недалеко от восточного крыла больницы находится единственный вход, он примыкает к ведущему в уборную коридору. Приглядитесь: и день и ночь через узкое, длинное отверстие, прорезанное поперек деревянной двери, за пациентами наблюдает невозмутимый здоровяк в черной форменной одежде и фуражке. Если же посмотрите на квадратную площадку «Клиники свободного лечения» сверху, то увидите огромный ящик для фокусов, утопающий в море зелени.

На белом, отражающем небесную голубизну песке, что рассыпан по дну ящика, стоят, сидят, двигаются черные тени. Одна, два, три, четыре, пять, шесть… всего десять человек.
Это сумасшедшие, они подчиняются принципам психической наследственности, выведенным из «Сновидения эмбриона» — диссертации, которая в свою очередь наследует труду «О мозге» доктора Масаки…

Согласно этим же принципам, через три часа, то есть в двенадцать часов дня 19 октября 1926 года, когда в приморском форту прогремит полуденная пушка, среди десяти сумасшедших разыграется немыслимая и кровавая трагедия психической наследственности. Она ошеломит весь мир и послужит причиной самоубийства доктора Масаки. Собственно, зерно этой немыслимой трагедии уже виднеется в стенах «Клиники свободного лечения», и я надеюсь, что вы в деталях станете следить за действиями сумасшедших.
А пока давайте рассмотрим каждого из десятерых крупным планом.

Первый — седовласый старик, обнаженный по пояс. Он энергично машет мотыгой у западной кирпичной стены. Как видите, мужчина делает длинные, параллельные ограде борозды. Но взгляните: руки и ноги его бледные и худые, а на шее нет глубоких морщин, характерных для пожилых батраков. Он явно не привык к крестьянскому труду. Однако самое болезненное впечатление производят темно-бурые пятна, усеявшие ручку мотыги, правда, хватка старика мешает разглядеть их как следует. Это следы крови, что сочится из стертых ладоней. Более того… когда мы замечаем, как упорно и неустанно он трудится, нам делается понятен весь масштаб жестокости того эксперимента, что проводит доктор Масаки.

Рядом со стариком мы находим неподвижно стоящего юношу, он наблюдает за «полевыми работами». На молодом человеке темное хлопчатобумажное кимоно, перетянутое старым поясом хэкооби, волосы растрепаны. Он кажется старше своих лет, но, присмотревшись, вы поймете, что ему не больше двадцати лет от роду. Кожа у него белая, словно у женщины, — похоже, долго не был на солнце, — щеки чуть зарделись. Странно улыбаясь, он внимательно следит за тем, как старик машет мотыгой. При беглом взгляде может показаться, что этот юноша нормальный, но всмотритесь в его лицо… Выражение и блеск глаз… совершенно ясный и чистый, словно у благовоспитанной барышни из далекой провинции. У сумасшедших такое бывает перед выздоровлением или накануне приступа, что существенно затрудняет объективную оценку их состояния. Доктор Масаки много работал над решением этой проблемы.
Далее в объектив попадает молодая девушка, которая сидит на корточках позади старика и юноши. Как видите, у нее бледное, словно у привидения, худое веснушчатое лицо, рыжеватые волосы собраны в хвост. Склонившись над вырытой стариком бороздой, она тонкими руками высаживает туда разные предметы: палые листья павловнии, сосновые иголки, бамбуковые щепки, палки, куски черепицы и взявшиеся непонятно откуда зеленые травинки… Однако сухой песок сыпется и бамбуковые щепки норовят упасть. Чтобы этого не произошло, девушка хлопочет и так и эдак. Казалось бы, воткни их поглубже — и дело в шляпе! Но это подход дилетанта, ведь в черепках и бамбуковых щепах она видит нежные ростки травы и цветов, поэтому грубость тут непозволительна. Девушка бережно присыпает «корни» песочком… Но если, несмотря на все усилия, бамбуковая щепка падает, в девушке просыпается раздражительность и она шутя переламывает палку, как мягкий росточек, и отшвыривает обломки. Откуда, спро́сите, в этих слабых, тонких ручках берется ужасающая, не уступающая мужской сила? На самом деле во всех людях, включая самых изнеженных барышень, таится страшная мощь! Из поколения в поколение мы внушаем себе, что человек (особенно женщина) нежнее и слабее, чем другие животные. В результате этого в нас совершенно перестала проявляться сила. Однако, сталкиваясь с чем-то экстраординарным и значительным — землетрясением, пожаром или собственной психической ненормальностью, человек мигом забывает об этом предрассудке и обретает изначальные физические способности. Доказательством чего и служит данная девушка. Прошу простить меня за отступление и пространный комментарий, но это хороший экземпляр, доказывающий от противного теорию «психической наследственности» доктора Масаки.

Поодаль от старика, юноши и девушки стоит невысокий, стриженный под ежик мужчина в разодранной визитке. Вперившись в стену, он ораторствует:

— Я слышал, что Бодхидхарма провел девять лет, стоя лицом к стене в Шаолине, на горе Сюнъэр — «Медвежье ухо». Следуя его примеру, я девять лет упражняюсь в красноречии лицом к стене. Все для того, чтобы уничтожить мир политиков! Они все приукрашивают, чтобы сгладить неравенства… Да наступит эра всеобщего избирательного права! То есть… Я! — мужчина с криком поднимает правую руку и машет ею из стороны в сторону.

За его спиной шествует странная женщина средних лет. Подбородок ее выступает вперед, а слой грязи, покрывающий лицо, видимо, заменяет косметику. Из-под кимоно показываются голые ноги, позади волочится растрепанный пояс маруоби. Кто же додумался так ее нарядить?.. На неприбранной голове возвышается картонная корона, покрашенная алыми чернилами. Опасаясь ее уронить, женщина горделиво поглядывает по сторонам и, словно королева, дефилирует туда и обратно. Выглядит это весьма странно.

Каждый раз, когда женщина проходит мимо высокого мужчины с густой бородой, тот падает на колени у корней павловнии и кладет земные поклоны. Это директор начальной школы в Нагасаки. Он унаследовал от предков веру в Иисуса и сделался таким истовым, что его поместили в клинику. Из обломков черепицы и кирпича он мастерит статуи святых и заставляет других больных из своей палаты простираться перед ними. Бедняга верит, что эта женщина, возомнившая себя королевой, не кто иная, как Дева Мария, и проливает, завидя ее, благоговейные слезы.
Вокруг распростершегося бородача скачет девушка с косичками — ученица второго класса старшей школы. Однажды в ней проявился редкостный талант к искусствам, но девушка стала выказывать разнообразные признаки преждевременного слабоумия. Кстати, изначально она обладала мрачным, меланхолическим нравом, но, как только случился припадок, характер ее вмиг переменился. И когда, принимая пациентку в больницу, доктор Масаки спросил, как ее зовут, та ответила: «Я… я безумная танцовщица, Анна Павлова!» Теперь эта девушка всеобщая любимица. Она пляшет и распевает песни собственного сочинения.

Далее перпендикулярно траектории, по которой движется женщина в короне, ходят обнявшись за плечи двое ремесленников лет сорока. Тот мужчина, что справа, якобы гуляет по Токио, а тот, что слева, исследует Южный полюс. Говорят, они прекрасно совпали по темпераменту, и потому стали неразлучными и самодостаточными «попутчиками».
Неподалеку от них, у входа на территорию, сидит тучная бабка. Судя по изысканному рисунку кимоно, эта женщина явно не из простых, однако ей самой кажется иначе. Считая себя обитательницей трущоб, она постоянно выискивает и давит воображаемых вшей… Но что это?! Старуха развязала пояс оби и, обнажившись донага, шумно вытряхивает кимоно! Всякий раз, когда случается подобное, у оратора, путешественников и у школьницы прекращаются припадки. Они тычут в бабку пальцем и хохочут, держась за животы.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

«Морбакка» Сельмы Лагерлеф от издательства Black Sheep Books

Бурная судьба одной из главных героинь борьбы за равноправие — ценнейший образ частного подвига в борьбе за общие права: от отчуждения и всеобщего порицания до Нобелевской премии по литературе и мирового признания.

Книги Анни Эрно от издательства No Kidding Press

Лауреатка Нобелевской премии по литературе 2022 года, выведшая женское слово о частной и общей судьбе женщины на новый уровень искренности.

«Обретение голоса. Женщины английского католического сообщества XVI-XVII веков» от издательства Центра гуманитарных инициатив

О решившихся на подвиг миссионерках, которые навсегда изменили взгляд на положение женщины в духовной жизни Европы.

«Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России» от издательства НЛО

Женщина в контексте охоты за беснующимися, борьбы с кликушеством и других мистических реалий русской деревни XIX века.

Каталог Witchcraft от Taschen

Мифы о богинях древних народов, старинные поверья, пророчицы, ведьмы и демоницы в изображении художников всех времен.

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.

«Интересный разворот» — работа выдающегося советского и российского графического дизайнера Владимира Кричевского, посвященная тонкостям визуальной организации книжного издания.

То, что помимо смыслового насыщения приковывает читательское внимание и создает общий стиль содержания книги (форма и положение текста, иллюстративные материалы) уже давно считается искусством. Выполненные в согласии с заданным эстетическим порядком развороты книг — тонкая работа руки верстальщика, а об истории и самых любопытных деталях этого творческого процесса рассказывает «Интересный разворот».

Читайте отрывок из книги, посвященный изобретательности и самым ярким приемам текстового расположения:

Слишком эффектная страница

Для зачина придётся повторить последнюю строку предыдущей главы: «Обязательно будут более и менее эффектные страницы». Но прежде чем перейти к более эффектным – несколько слов об опыте воспроизведения отдельной страницы в изданиях для художников и дизайнеров.

Страницу дают, как правило, в отрыве от родного разворота. Обычно это прямоугольник на плашке или, что ещё хуже, полоса с добавлением рамочки из линеек. Получается нечто вроде крыла без самой бабочки.

Возможно, это риторический перехлёст, но мне было бы легче вырвать страницу из живой книги, нежели воспроизвести её (страницу) без «корня», без небольшого участка корешковой зоны.В данной главе этот принцип, конечно, соблюдён. Вёрстка в обрез или в ось разворота при этом незаменима. Интересный разворот может сложиться из неинтересных страниц, а две интересных, наоборот, не обязательно окажутся в выгодном соседстве. Бывают страницы, настолько интересные сами по себе, что с трудом включаются в парный ансамбль.

Правая страница р. 65, безусловно, одна из таких своенравных. Её полоса слишком лапидарна и статична, а если и устремлена, то вверх.

Между тем перед нами один из тех случаев, когда необходимо затронуть и суть изображения.

На странице обосновались архитектоны с двусторонней обложки Казимира Малевича для сборника стихов Г. Петникова¹. На самой обложке они расположены несколько иначе: два на лицевой сторонке, один – на тыльной. Хочется верить, что Малевич, горячий поборник чистой формы, смог бы приветствовать высвобождение архитектонов из обложки и сведение всех трёх в одну величественную шеренгу. Оказавшись на моей странице, геометрические фигуры вернули себе статус самодостаточных абстракций. Пара архитектонов на лице самого сборника выглядит как элемент полурамочного декора – весьма оригинального, но всё равно декора.

Не берусь судить, насколько сложны сами архитектоны, но вся страница одна из моих самых простых. Кстати, другие графические архитектоны мне не встречались. Надо будет один из них как-нибудь «разархитектонить» – в знак памяти о замечательно  странном художнике. С его словами, хоть и золотыми, согласиться непросто: «Ценность искусства велика не потому, что в ней играла роль функциональная сторона жизни, а потому, что эта форма чистого искусства теперь выделена из жизни и сохраняется в музеях, как беспредметная неизменная ценность искусства как такового. (…)

Наша современность должна понять, что не жизнь будет содержанием искусства, а искусство должно стать содержанием жизни, так как только при этом условии жизнь может быть прекрасна»².

Однако меня занесло в супрематические высоты! Спущусь на грешную правую страницу своего р. 66.

Из пяти страниц, на которых построена глава, эта – единственная с текстом. Именно поэтому её внешняя привлекательность выражена не столь явно. Отбивка верхней картинки от текста близка по ширине к слишком узкому корешковому полю и поэтому выглядит чрезмерной. Угловая отбивка большой картинки соотнесена с величиной межстрочного пробела и посему выглядит слишком малой. Как ни странно, возникший невзначай разнобой добавляет остроты облику страницы.

Доминирует восходящая диагональ. Она восходит от большой картинки, завёрстанной в оборку. Именно от оборки исходит ощущение жёсткости всего построения. В сущности, эта компоновочная деталь служит ядром нехитрой композиции, ключиком к её осмысленному восприятию.

На обложке «Труда и здоровья» трудно не заметить малюсенького пешехода в уголке. Соответствующий микрофрагмент дан рядом с изрядным увеличением. Благодаря субъекту в шляпе замкнулась и нисходящая диагональ. Впрочем, она выражена настолько слабее восходящей, что моя композиция с успехом могла бы обойтись без обеих маленьких картинок³

Но стоит ли прихорашивать графическую форму, принося в жертву материал содержания?

Вопрос, повисший в конце предыдущей страницы, не столько риторический, сколько безответный, ибо граница между содержанием и формой неизъяснимо зыбка. Эту вечную коллизию неплохо иллюстрирует правая страница р. 67 (из книги «Графические прелести и курьёзы»).

Несмотря на недвусмысленный заголовок «Трое», поначалу предполагалось дать только два портрета иркутских поэтов-футуристов – чтобы получились как можно крупнее. Портреты насыщены занятными деталями, которые трудно разглядеть на репродукции обложки маленькой и очень редкой книжки. Лик Ивана Папанина с одной из предыдущих страниц «Графических прелестей» добавился постфактум. Невозможно со всей определённостью сказать, к чему здесь вообще портретик полярника – в качестве вполне уместной иронической ноты или всего лишь для улучшения композиционного облика страницы. Впрочем, у меня нет сомнений в том, что обе цели равнодостойны.

Уже не раз нам доводилось наблюдать, как естественно вплетаются внутренние особенности картинок (не исключая даже литературное содержание) в проблематику их размещения. Так и на р. 67. Папанин уставился прямо на читателя, и его портретик упрочняет всю композицию, становится, хоть и сбоку, её центром.

По значению в общем построении большие круги уступили самому маленькому. Ни томный профиль одного из поэтов, ни рассеянный взор другого не могут одолеть хитрую ухмылку знатного покорителя Севера. Несмотря на разницу всего в шестнадцать лет, тут сошлись две эпохи и соцреализм в некотором роде возвысился над кубизмом. Не зря же портретик акцентирован (не мною) рантовой каёмкой, а портретируемый – в меховой шапке.

Круглые формы, не говоря о чистых кругах, легко вписываются в рамки прямоугольника и очень удобны для совместной компоновки. Об этом уже говорилось применительно к р. 21. Более того, кругляшки способны самокомпоноваться, как шарики в мешке или помидоры на рыночном прилавке. Вся тройка, лёгкая сама по себе, легко вписалась в страницу и довольно свободно парит в её пространстве, несмотря на предельную величину совокупной конструкции.

Обычно в облаке из кружков легко варьировать взаимное расположение элементов, их размеры и количество. Однако в нашей кучной тройке композиция, похоже, кристаллизовалась. Кружочек с Папаниным не сдвинешь ни на йоту, два крупных круга не поменяешь между собой местами, а всякий четвёртый элемент показался бы здесь совершенно неуместным даже при наличии места на странице.

От обтекаемых форм переходим к более привычным прямоугольникам в сочетании с непривычными зигзагами.

Агрессивные зигзаги вовсю культивировались на обложках 20-х годов, иногда, как в «Киноромане», – без видимого смысла.

Обложка «Электропоэмы» обойтись без «электрических разрядов» никак не могла. Но что хотел сказать неведомый художник А. Михайлов двумя нервными стрелками на обложке «Форда или Маркса»? Очень возможно, стрелки не значат ничего, кроме эмоциональной констатации важности темы. Но нельзя исключить конкретное идеологическое прочтение: иностранный автор книги – за «чёрного» Форда, московское издательство – за «красного» Маркса. Старые обложки подсказали композицию левой страницы р. 68. Обе ломаные стрелки извлечены из двух обложек, воспроизведённых на странице.

Заурядная четвёрка прямоугольников желанную экспрессию не обеспечивала. При отсутствии стрелок пришлось бы довольствоваться одним лишь резким смещением «Киноромана» влево. Но стоило только добавить стрелки, как страница обрела искомую подвижность, пронизалась «молнией», напоминающей о последней букве латинского алфавита.

Форма Z органична всему, что читается слева направо и сверху вниз. Она незримо присутствует на любой обложке и на любой книжной странице, даже чистой. Подробный анализ этой энергичной формы дан в моей книге «Обложка», где есть небольшое вставное эссе под названием «Композиция в форме Z» (с. 79–83). Страницы 84 и 87 приложения к «Интересному развороту» дают хорошие поводы для возвращения к этой немаловажной теме.

Форма Z состоит в родстве со стрелкой. Возможности стрелки как графического знака на удивление обширны. Она способна указывать, направлять взор, акцентировать, демонстрировать связь, нести эмоциональную нагрузку, вызывать какие-то ассоциации, наконец, просто изображать движение. Что касается пары стрелок на р. 68, они изображают сами себя, а заодно организуют и активизируют пространство левой страницы.

Глава завершается на чуть грустной ноте – из-за синих пятен и этой хрупкой подёнки (вот-вот улетит на просторы). Правая страница р. 69 вобрала три основных элемента оформления одного поэтического сборника. В самом томике они, естественно, рассредоточены по разным страницам.

Изображение бережной руки – оно по праву главенствует – взято с первого шмуцтитула. Концами контура руки связаны шрифтокартинка с обложки и титульные надписи.

Суперобложка «Просторов» производит несколько чужеродное впечатление и поэтому дана за пределами страницы. Как интересно собрать всё в одном месте и порадоваться изяществу и целостности графического ансамбля! Следует, однако, подчеркнуть, что привлекательность страницы во многом идёт от руки художника Бориса Крейцера, оформителя книжечки стихов.

Больше самоинтересных страниц в моих книгах не нашлось

Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.