В новинке от издательства «Симпозиум» собраны тексты одного из самых часто упоминаемых авторов текущего времени: созерцательные пассажи о природе, рабочей рутине, глобальных катаклизмах, тягости человеческого удела и других насущных для частной и общей жизни той поры явлениях. Автор обращает происходящее в текст, выдерживая на каждой странице уверенно высокий градус феноменальности, ведь извлечь из опыта заварки чая и размышлений на тему глобальной политической катастрофы мысль соразмерной глубины — однозначный признак гения.
Проект реализуется победителем конкурса по приглашению благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина.
С любезного разрешения издательства публикуем отрывок о естественных цикличных процессах, жабьем нересте и абсолютной важности навыка наблюдать за миром:
Дж. Оруэлл
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЖАБЕ ОБЫКНОВЕННОЙ
Перевод с английского Дарьи Логиновой
Еще до прилета первых ласточек, до первых нарциссов, сразу после появления подснежников, жаба обыкновенная приветствует весну по-своему — выползает из своей земляной норы, где она спала с осени, и устремляется к ближайшему более-менее подходящему водоему. Что-то — какая-то дрожь почвы или, возможно, просто повышение температуры на несколько градусов — подсказывает ей, что пора просыпаться; впрочем, по моим наблюдениям, бывает и так, что жаба остается в спячке до следующего года. Во всяком случае, я не раз откапывал их живыми и здоровыми в середине лета.
Весной, после долгого голодания, вид у жабы очень одухотворенный, словно у строгого англо-католика под конец Великого поста. Движения животного еще вялые, но целеустремленные; кожа сморщена, а глаза на контрасте кажутся несоразмерно большими. Это позволяет заметить — на что я раньше не обращал внимания, — что у жаб самые прекрасные глаза из всех живых существ. Цвета золота или, точнее, полудрагоценного камня золотистого цвета, какие иногда вставляют в перстни с печаткой, — если не ошибаюсь, он называется хризоберилл.
Первые дни в воде жаба посвящает исключительно восстановлению сил, поедая всяких мелких насекомых. Вернувшись к своим обычным размерам, животное вступает в фазу активной сексуальности. Теперь у жабы, во всяком случае, у самцов, одно желание — обхватить что придется своими лапками, и, если протянуть ему палочку или палец, он с удивительной силой вцепится в них; и пройдет немало времени, пока он сообразит, что это не самка. В это время нередко можно увидеть перекатывающуюся бесформенную массу из десяти-двадцати жаб, цепляющихся друг за друга, независимо от пола. Однако постепенно они разделяются на пары, и самец должным образом оседлывает самку. Теперь их возможно различить — самец меньше, темнее и сидит сверху, крепко обхватив лапками самку за шею. Через день-два в зарослях тростника появляются длинные вьющиеся нити икры, которые потом внезапно исчезают. Еще несколько недель — и вода кишит крошечными головастиками. Они быстро растут, обзаводятся сначала задними, потом передними лапками, после чего сбрасывают хвосты. И вот, в середине лета, наконец, из воды выползает новое поколение жаб. Размером они меньше ногтя большого пальца, но совершенны во всех отношениях. Вечный круговорот жизни продолжается.
Я упомянул о нересте жаб, поскольку это одна из моих любимых примет весны, а также потому, что жаба, в отличие от жаворонка или первоцвета, практически никогда не воспевалась поэтами. Понятно, что пресмыкающиеся и земноводные нравятся далеко не всем, и я вовсе не утверждаю, что, дабы наслаждаться весной, нужно непременно интересоваться жабами. Есть еще крокусы, дрозды-дерябы, кукушки, цветущий терновник и многое другое. Я говорю о том, что красоты весны доступны каждому и совсем ничего не стоят. Даже на самой убогой улице приход весны всегда даст о себе знать — чуть более яркой синевой неба, проглядывающей между городских труб, или зелеными побегами бузины, вытянувшимися из воронки от бомбы.
Поистине примечательно, как природа продолжает жить, так сказать, нелегально в самом сердце Лондона. Я видел пустельгу, пролетавшую над газовым заводом в Дептфорде, и слышал первоклассное выступление черного дрозда на Юстон-роуд. В радиусе четырех миль собралось уже, должно быть, несколько сотен тысяч, если не миллионов, птиц, и приятно сознавать, что ни одна из них не платит ни пенса арендной платы.
Даже узкие мрачные улочки вокруг Банка Англии не смогли обособиться от весны. Она просачивается всюду, как один из тех новых ядовитых газов, которые проникают сквозь любые фильтры. Весну часто называют «чудом», и за прошедшие пять-шесть лет эта затасканная фигура речи обрела новый смысл. После зим, которые нам пришлось пережить в последнее время, весна действительно кажется чудом, поскольку каждый раз становилось все труднее верить, что она все-таки наступит. Начиная с 1940 года каждый февраль я не мог представить, что зима когда-нибудь закончится. Но Персефона, как и жабы, неизменно воскресает из мертвых примерно в одно и то же время. Ближе к концу марта вдруг происходит чудо, и гнилые трущобы, где я теперь живу, преображаются. Вот на площади зазеленели закопченные бирючины, листья на каштанах уплотнились, вылезли нарциссы, набухли бутоны лакфиоли, синяя накидка полицейского вдруг приобрела изящный оттенок, торговец рыбой улыбается покупателям, даже воробьи стали совсем другого цвета и, почуяв ласковый весенний воздух, купаются в лужах впервые с прошлого сентября.
Что плохого в том, чтобы радоваться весне, да и вообще любой смене времен года? Точнее говоря, предосудительно ли с политической точки зрения, в то время, когда мы мучимся или, по крайней мере, должны мучиться в оковах капитализма, радоваться пению дрозда, желтым листьям вяза в октябре или другому чуду природы, которое дается задаром и лишено того, что редакторы левых газет называют «классовым углом зрения»? Несомненно, многие рассуждают именно так. По опыту знаю, что любое положительное упоминание природы в моих статьях непременно вызовет шквал возмущенных писем с упреками в излишней «сентиментальности», и в них будут переплетены две идеи. Во-первых, любое наслаждение радостями реальной жизни порождает своего рода политический квиетизм. Считается, что человек должен оставаться неудовлетворенным и умножать свои желания, вместо того чтобы наслаждаться тем, что уже имеет. Другая идея состоит в том, что мы живем в век машин и не любить машины и пытаться ограничить их господство — признак отсталости и реакционности, который выглядит просто нелепо. Якобы те, кому действительно приходится иметь дело с землей, на самом деле не любят ее и не проявляют ни малейшего интереса к птичкам и цветочкам, разве что в строго утилитарном смысле. А любить деревню можно, лишь живя в городе и время от времени, по выходным, совершая прогулки на свежем воздухе в теплое время года.
Последнее утверждение в корне неверно. Средневековая литература, например, включая народные баллады, полна почти георгианского преклонения перед природой, а искусство земледельческих цивилизаций, таких как китайская или японская, воспевает красоту деревьев, птиц, цветов, рек и гор. Заметить ошибочность первой идеи сложнее. Конечно, нам есть чем быть недовольными, нам приходится делать хорошую мину при плохой игре, и все же — если отказаться от всех радостей самой жизни, какое будущее мы готовим для себя? Как человек, не способный радоваться приходу весны, сможет наслаждаться жизнью в утопии, где он избавлен от тяжелого физического труда? Чем он будет заниматься в свободное время, которое ему предоставят машины? Мне всегда казалось, что, если мы решим свои экономические и политические проблемы, жизнь станет проще и удовольствие от созерцания первоцвета перевесит удовольствие, получаемое от поедания мороженого под звуки музыкального автомата. Мне кажется, что, если мы сохраним детскую любовь к деревьям, рыбам, бабочкам и — в моем случае — к жабам, мирное и достойное будущее станет немного более вероятным; а проповедуя идеи, что восхищения достойны только бетон и сталь, можно лишь увеличить вероятность того, что у людей не останется иного выхода для избытка энергии, кроме как ненависть и слепое поклонение вождю.
В любом случае, весна пришла даже на главные улицы Лондона, и никто не в силах помешать нам наслаждаться ею. И это радует. Сколько раз, наблюдая, как спариваются жабы или боксируют в молодой кукурузе зайцы, я думал обо всех сильных мира сего, которые лишили бы меня этого удовольствия при первой возможности. Но, к счастью, не могут. Пока вы здоровы, сыты, не запуганы и вас не посадили в тюрьму или в лагерь отдыха, весна остается весной. Атомные бомбы накапливаются на заводах, полиция рыщет по городам, потоки лжи льются из всех громкоговорителей, но Земля продолжает вращаться вокруг Солнца, и ни один диктатор или бюрократ, как бы ему ни хотелось, не в силах это остановить.
1946
С разрешения Издательства «Симпозиум»