Домм — старинный городок в Перигоре (юго-запад Франции), где провел последние годы своей жизни писатель Франсуа Ожьерас: эксцентрик, считавший себя представителем древней космической цивилизации, которая отвергает христианство и прочие заблуждения человечества. В автобиографическом романе «Домм, или попытка оккупации» Ожьерас рассказывает о противостоянии инопланетянина пошлым земным существам, решившим играть роли мэра, бакалейщика, священника, жандарма и прочих обитателей городка. Описание похоже скорее на приключенческую сагу, но на самом деле перед нами глубоко лирические записки отшельника, внимательно переживающего каждую секунду своей жизни и наблюдающего за Человечеством со стороны. С разрешения издательства Kolonna публикуем отрывок из главы «Лужайка в свете звезд».
После ужина в приюте я отправился в церковь и сел перед освещенным алтарем Святой Девы. Горящие свечи были словно созвездия, чей свет отражало золото алтарных скульптур. Я долго сидел в одиночестве; вот по плитам застучали шаги, главная дверь закрылась, загрохотал замок: это кретин из приюта, который работает сторожем; я выхожу через маленькую дверцу. Вот и ночь. Усеянная звездами.
Я продвигаюсь по тропинке в скалах. Над самым обрывом широкая лужайка лежит в звездном свете.
Высокие травы манят меня, и я ложусь в них, поставив на живот транзистор. Мне знакома эта лужайка: здесь как будто погружаешься в небо. Этой ясной ночью в начале лета радость от созерцания звезд сливается во мне с радостью от того, что я держу в руках маленькую коробку из металла и пластика, мне достаточно повернуть на ней две ручки, чтобы услышать голоса и музыку Людей и иногда — Древнего Человека. Ночами даже совсем слабый приемник может поймать Лондон, Мюнхен, Белград, Алжир. Лондон каждый вечер передает индийскую музыку. Она звучит неожиданно, необычно, на западе Европы, на лужайке, освещенной ярким лунным светом, в одну из перигорских ночей.
Неистовствующие тамбурины и ситары погружают меня в совершенное счастье, излечивают от современного Человечества. Я включаю на полную громкость приемник и в вытянутых руках протягиваю его к небу. Он удаляется, я теряю его, он снова возвращается в мои руки, как живое существо. Я медленно покачиваю руками, это похоже на игру, на радостный танец в высокой траве. Лежа на лугу, я вижу зеленые стебли на фоне неба, я вижу свою руку, держащую приемник, и, над головой, молодое деревце, закрывающее полнеба; а луна льет свет на каменные стены. Индийская музыка громко звучит в ночи, потом слабее, перекрывается более сильными передачами. Я тщетно кручу ручки приемника, влажные от вечерней росы, я нахожу Индию, чтобы вновь потерять, она стремится скрыться, исчезнуть в пространстве. Есть нечто религиозное в этом верчении ручек, в последней попытке восстановить контакт со священным, с исступленным божественным пением, с ситарами, бороться с профанными голосами. Тайно, здесь, на лужайке, это превращается в подлинную битву, полную ненависти отчаянную борьбу. В конце концов Индия умирает.
Я миную Загреб, Алжир. Поворачивая ручку приемника, я передвигаюсь от станции к станции, пытаясь узнать, что делают и чего хотят Люди. Потом выключаю приемник и кладу его в траву.
Какая-то птица поет в ярком свете луны, льющемся на скалы Бейнака и Рок-Гажака. В абсолютной ночной тишине она провозглашает радость своего существования в Божественном Мироздании. На молодом деревце рядом со мной, ярко освещенном лунным светом, блестит каждый зеленый листик, а внизу, у подножия черных скал, безостановочно струится река, слышно ее легкое бормотание. Перигор, в противоположность беспокойному миру, находится вне Истории, погруженный в сон. В эту лунную ночь, в этом тихом краю, кому надо остерегаться Нас?
Покой и счастье разливаются во всем моем существе. Лежа в высокой траве на освещенном плато, я — лишь взгляд, только душа, полная счастьем. Я вновь вижу образцовый порядок сияющих созвездий. Мир — не то, чем считают его Люди, более всего от людей меня отличает «иное» восприятие реальности: существует не время, но пространства и времена, не связанные между собой, свободно перемещающиеся в Бесконечности, как белые туманности, как млечные пути… необъятные сны,
рожденные в глубинах Мироздания. Сны, разлитые повсюду, умирающие и принимающие другой облик, могут длиться тысячелетиями. Мы — Сыновья Неба, вечно видящие сны! И знающие об этом!
Птица, второй раз за тихую ночь, поет под звездным небом, существующим ради единственной цели — собственного сияния. Зачем оказался я на этой планете? Не знаю и не стремлюсь узнать. Вот самая нечеловеческая черта моего характера, я словно волна на побережье бескрайнего сна, равнодушно набегающая и на мгновение касающаяся этой земли, прежде чем спокойно вернуться в глубины, в сердце Мироздания, которому не было начала и не будет конца. И, возможно, смогу вновь выплеснуться через век или тысячелетие, после долгого молчания, как волна, вернувшаяся издалека. Как прибой, омывающий неведомый пляж, я не знаю, кто я, откуда, я просто живу, чтобы умереть и вновь родиться под закрытыми веками Божественного Мироздания.
Люди не знают ничего о любви, существующей в Мироздании. Известно ли им, что эта планета была создана только для свободного диалога деревьев со звездами, что огромный живой массив лесов земли есть «разум», который намного выше их разума: известно ли им, что каждую лунную ночь Перигору снятся сны и он предается тайным мечтам о Мироздании, которое и есть Бог?
Далеко на равнине один за другим гаснут огни в домах Людей, отблески фар на дорогах становятся все реже и тоже исчезают, и только на западе упорно светятся три цветных огня на телевизионной вышке. Они прекрасны, белый, красный и зеленый огни на самой высокой точке селения, на фоне звезд, за черной полосой лесов. Я люблю этот край, но не так, как Люди: я чувствую его и исключительную красоту, и в то же время он для меня прежде всего зона сильного магнетизма, равной которой нет в западной Европе: точка земного шара, распахнутая в пространство… Я знал этот край в древние времена. Вернувшись в прекрасный Перигор, я снова очарован его лесами, рекой, тихо струящейся под ясными звездами… Я знаю эту планету с первых дней великого сна. Я люблю ее и посещаю ее уже не одно тысячелетие.
Видят ли Люди тайную сущность Перигора: земли, распахнутой в Звездное Мироздание, священной земли с особым будущим? Люди не знают глубоких тайн этой исключительной земли, так же, как не видят моего присутствия в Домме, поскольку оно лежит за пределами их понимания. И как они могут видеть вечную красоту Звездного Мироздания? Закрывшись с головой пуховыми одеялами, среди ночи, плотно затворив ставни, они, лежа на теплых животах своих жен, делают детей, таких же ограниченных, как они сами.
