fbpx

Смена

Рубрики
Книги Рупор

Типичный человек, типичное животное?

В книге известного немецкого специалиста по поведению животных Норберта Заксера представлено современное состояние науки о поведении. Основной вывод автора — за последние 20 лет в этологии произошла смена парадигмы: «меньшие братья» стали ближе к человеку.

Они грустят и радуются, как и мы. Они хитрят и обманывают, всю жизнь учатся новому, имеют свой характер и осознают свое «я».

Где же пролегает граница между ними и нами? Попытаться ответить на этот вопрос можно будет на Зимнем книжном фестивале — 13 декабря в 17:00 состоится онлайн-лекция Заксера. А пока «Рупор Смены» публикует отрывок из первой главы его книги «Человек в животном Почему животные так часто походят на нас в своем мышлении, чувствах и поведении» о том, как в биологии произошла революция представления о животном, в чем она заключается и, наконец, так ли уж животные непохожи на людей?

Благодарим издательство Высшей Школы Экономики за предоставленный текст и помощь в организации лекции.


В биологии поведения произошла революция представления о животном. Она привела к серьезным последствиям для понимания человеком самого себя и его отношения к животным. Всего несколько десятилетий назад важными догмами биологии поведения были такие: животные не могут мыслить, и мы не можем делать заключения об их эмоциях. Сегодня та же наука считает оба тезиса ошибочными и занимает ровно противоположную позицию: животные некоторых видов способны к разумному поведению; они могут думать. Они узнают себя в зеркале и имеют, как минимум в зачатке, собственное «я». Животные некоторых видов обладают эмоциями, которые вплоть до поразительных деталей сопоставимы с человеческими. Ситуации, которые вызывают в нас позитивные или негативные чувства, например, когда мы влюбляемся или расстаемся с партнером, очевидно, вызывают те же самые реакции у наших родственников из мира животных.

В самом деле, за несколько десятков лет образ животного в биологии поведения изменился настолько фундаментально, что можно говорить о смене парадигмы. Противопоставление управляемого разумом Homo sapiens и управляемого инстинктом животного давно утратило актуальность, так что возникает вопрос: что же, собственно, отличает нас от животных? Сколько человека уже есть в животном?

Параллельно процессу, идущему в науках о жизни, решительно изменилось и мнение широкой публики. Если бы несколько десятков лет назад студентам биологических вузов предложили фотографии золотой рыбки, шимпанзе и человека и попросили спонтанно разделить их на две категории, то результат был бы однозначным: более
90% отнесли бы человека к одной категории, а шимпанзе и золотую рыбку к другой — ведь это животные. Но когда тот же вопрос задают биологам-первокурсникам сегодня, получается совсем другая картина: значительно больше половины из них видят в одной категории человека и шимпанзе, а в другой — золотую рыбку. Человек и зверь
явно сблизились.

То же подтверждает судьба еще одной догмы. Десятки лет нас учили: животные ведут себя во благо своего вида. Они, как правило, не убивают своих сородичей и помогают друг другу вплоть до самопожертвования. Сегодн мы знаем, что это не так. Животные делают все возможное для того, чтобы копии их собственных генов с максимальной эффективностью попали к следующему поколению, и если для этого нужно убить сородича, они его убивают. Говорить «звери тоже люди, только лучше» явно не стоит.

В других сферах пропасть между человеком и животным также стирается. И у тех и у других одни и те же особенности социального окружения приводят к стрессу, и очень сходные явления эффективно смягчают стресс. И у тех и у других мышление, чувства и поведение формируются в ходе сложного взаимодействия генов и внешней среды. У животных, как и у нас, развитие поведения не подчиняется жестким схемам: воздействия внешней среды, социализация и обучение могут изменять его как в фазе эмбриона, так и во взрослом возрасте. Наконец, при ближайшем рассмотрении животные также обладают индивидуальностью, и сегодня в биологии поведения обсуждаются личности животных.

В этой книге показано, как и почему научное представление о поведении животных подверглось столь фундаментальному изменению. В центр внимания при этом будет поставлена группа животных, к которой с точки зрения биологии принадлежим и мы сами — млекопитающие, пять с половиной тысяч видов которых населяют самые разнообразные уголки нашей планеты. Львы и зебры обитают в саваннах, гориллы и орангутаны — в тропических дождевых лесах, лиса фенек живет в пустыне, белый медведь — в полярных льдах, кроты и голые землекопы — под землей, летучие мыши и летучие собаки освоили воздух, а киты и тюлени отлично приспособились к водной среде.

У нас, то есть у людей, с млекопитающими много общего, к примеру, большая часть наших генов. Совпадение с нашими ближайшими родственниками — бонобо и шимпанзе, составляет 99%. Или возьмем строение мозга: у всех млекопитающих оно в принципе идентично. В особенности его филогенетически древние части, такие как лимбическая система — здесь сходство доходит до мельчайших деталей. Так, к примеру, реакция страха при виде змеи у человека, шимпанзе или обезьянки саймири осуществляется за счет абсолютно одинаковых нервных процессов. Или физиологическая регуляция: у всех млекопитающих, включая человека, — одни и те же гормоны помогают организму справляться со стрессовыми ситуациями, приспосабливаться к изменению условий среды или размножаться. В самом деле, выработка половых гормонов тестостерона и эстрадиола, гормонов стресса адреналина и кортизола или гормона любви окситоцина — далеко не «привилегия» человека. Напротив, они встречаются у самых разнообразных видов в одинаковой форме, от летучей мыши до носорога или дельфина.
Однако из сходства генов, организации мозга или функции гормональных систем нельзя автоматически сделать вывод об общности мышления, чувств и поведения.

Требуются специальные исследования этих признаков как у людей, так и у животных. Научная дисциплина, изучающая в этом отношении животных, и есть биология поведения. Один из ее основателей, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине Николас Тинберген, емко и точно определил эту сферу исследований как «изучение
поведения биологическими методами».

Рубрики
Смена

Книга «Орнитологические наблюдения» Велимира Хлебникова

Пойдя по стопам своего отца — Владимира Хлебникова, известного орнитолога, — будущий поэт после трехмесячного обучения на математическом отделении и месяца, проведенного в тюрьме за участие в студенческой демонстрации, поступает на естественное отделение физико-математического факультета Казанского университета. В этот период Хлебников увлекается изучением поведения, анатомии и среды обитания птиц, в чем определенно добивается натуралистических успехов.

В процессе своих казанских исследований поэт-птицелов уезжает в научную экспедицию на север Урала, после чего в журнале «Природа и охота» был опубликован отчет «Орнитологические наблюдения в Павдинском заводе», одна из его первых, еще допоэтических публикаций — своеобразный орнитологический триллер, написанный в духе дневников Энди Уорхола. Многие исследователи творчества Хлебникова считают, что именно из этого научного опыта, в частности из попытки создать транскрипции пения птиц, берут свое начало его поэтические эксперименты. В книге дан полный список тушек и заспиртованных птиц и млекопитающих, поступивших от Велимира Хлебникова в фонды Зоологического музея Казанского университета. 

Центр современной культуры «Смена» благодарит Александра Беспалова за помощь в работе над книгой.

Книга вышла к Зимнему книжному фестивалю «Смены» в Национальной библиотеке Республики Татарстан 12-13 декабря 2020 года.

При поддержке Министерства культуры Республики Татарстан

Серия «Кустода»

Редактор-составитель серии: Кирилл Маевский
Дизайн: Анна Наумова, Кирилл Благодатских
Иллюстрации: Денис Салаутин
Корректор: Анна Хмелевская

Рубрики
Место

Показы короткометражного кино Kinematic Shorts

V фестиваль короткометражного кино Kinematic Shorts представляет новую программу. В нее вошли шесть игровых фильмов, отобранных по итогам открытого конкурса. Зрители смогут проголосовать за понравившиеся фильм, который получит главный приз фестиваля.

Купить билет

Вход: 200 рублей

16+

Международный фестиваль Kinematic Shorts появился благодаря программе короткометражных фильмов и анимации, которая была запущена в 2012 году компанией Tree Films. Фильмы отбирались на главных международных фестивалях короткометражного кино. Проект перерос формат короткометражного альманаха и трансформировался в фестиваль, который продолжает представлять главные короткометражные новинки российской аудитории, давая возможность зрителям участвовать в выборе победителя.

Программа:

«Я окажусь за решеткой»

Канадская домохозяйка Морин решает круто изменить свою судьбу, но на пути к новой жизни попадает в автокатастрофу, нести ответственность за кровавые последствия которой не хочет никто из участников.

Режиссер Александр Дости

Канада, драма, нео-вестерн, 23 мин.

«Рама»

В музее современного искусства открывается новая выставка, одна из картин которой ошибочно вывешена вверх ногами. Пока ошибку не заметили, целая группа посетителей вернисажа успела вдохновиться произведением искусства, интерпретировать его. Короткая комедийная рефлексия на тему того, как мы воспринимаем искусство, и чем создаётся его ценность.

Режиссеры Мерт и Берк Сата

Турция, комедия, 8 мин.

«Доброй ночи»

Главный герой, приезжий в Гане, получает задание найти детей для опасной работы. Познакомившись на футбольном поле с энергичными Матильдой и Принцем и проведя с ними целый день, он проникается к ним симпатией и начинает сомневаться, стоит ли подвергать их опасности.

Режиссер Энтони Нти

Гана, Бельгия, драма, 20 мин.

«Анна»

Анна –– мать одиночка, безрадостно живущая в украинской провинции. Однажды на работе она слышит объявление о вечере встречи с холостыми американцами, которые приезжают в Украину найти свою любовь.

Режиссер Декель Беренсон

Украина, Великобритания, драма, 15 мин.

«Лысина»

Стеснительный лысеющий Лео заперся в квартире, чтобы опробовать специальный гель, который должен вернуть ему потерянные волосы. Но действие геля оказывается настолько мощным, что главный герой едва в силах справится с последствиями.

Режиссер Оскар Лехемаа

Эстония, комедия, хоррор, 14 мин.

«Ты голоден?»

Слишком тревожная мать делает много безосновательных предположений относительно интересов и увлечений своего приемного сына. Отсутствие диалога в семье и наличие огромного количества материнских страхов приводят к целой серии нелепых происшествий…

Режиссер Теему Нюкканен

Финляндия, комедия, 12 мин.

Рубрики
Место

Показы фильмов из программы Garage Screen

В параллельной программе Зимнего книжного фестиваля «Смена» пройдут два кинопоказа. Это специальная книжная подборка фильмов наших постоянных партнеров — кинопрограммы Garage Screen Музея современного искусства «Гараж». «Побудь в моей шкуре» и «Последние и первые люди» — экспериментальная картина Йохана Йоханссона с фрагментами футурологического романа Олафа Стэплдона 1930 года «Последние и первые: История близлежащего и далекого будущего».

Купить билет

«Побудь в моей шкуре»

12 декабря в 18:00

Загадочная и привлекательная брюнетка путешествует в белом фургоне по Глазго и его окрестностям, знакомится с мужчинами-автостопщиками и предлагает их подвезти. Попав на крючок, попутчики оказываются в некоем черном вакууме и утопают в гладкой, как нефть, жидкости. Их внутренности извлекаются и транспортируются в неизвестном направлении, а от тел остается одна только кожа. Как можно догадаться, брюнетка — не совсем женщина и не совсем человек.

Режиссер Джонатан Глейзер

Великобритания, США, Швейцария, 2013. 108 мин. 16+

«Последние и первые люди»

13 декабря в 18:00

Первый и последний фильм композитора Йохана Йоханссона — будущее как предчувствие конца.

В фильме описывается вся эволюция человечества, цивилизаций, которые перерождаются миллионы лет, развиваясь все быстрее, вплоть до финала, когда Солнечная система исчезает навсегда. Йоханссон причудливым образом связывает фрагменты книги, чтобы свести грандиозный сюжет без протагониста к одной человеческой эмоции — ощущению конечности себя и мира. Суинтон говорит от лица последних людей, идеальных сверхсуществ, стоящих на краю неизбежной гибели. Фильм не задумывался как автоэпитафия — но, конечно, воспринимается именно так. Удивительно даже не то, что Йоханссон прозрел свою близкую смерть, а то, как мощно он ее осмыслил. «Последние и первые люди» — экранизированное предчувствие апокалипсиса, свойственное людям в любые времена, но в наше — особенно.

Исландский композитор-минималист Йохан Йоханссон, автор саундтреков к фильмам «Прибытие», «Вселенная Стивена Хокинга» и «Мэнди», умер в 2018 году. К тому моменту его дебютный фильм «Последние и первые люди» уже был готов, но демонстрировался как мультимедийный перфоманс — и лишь два года спустя, после доработки по оставленным автором указаниям, попал в программу Берлинале. 

Режиссер Йохан Йоханнссон

Исландия, 2020. 70 мин. 16+

Рубрики
Контекст Рупор

«Живое прорастает в трещинах системы»

«Смена» продолжает издательскую линию лабораторией малотиражной печати для писателей и художников при участии фестиваля VOLUMES (Цюрих), писательских курсов для женщин Write Like a Grrrl Россия (Казань, Москва), издательств No Kidding Press (Москва) и издательство TETI Press (Цюрих). Программа направлена на развитие горизонтальных связей между писателями, профессионалами, работающими с визуальными формами и производителями полиграфии. В рамках Зимнего книжного фестиваля организаторы презентуют весеннюю лабораторию и объявят open call для будущих участников. В рамках проекта они создадут зины и выпустят иллюстрированный сборник текстов в издательстве No Kidding Press.

Соосновательница Write Like a Grrrl Россия и No Kidding Press Светлана Лукьянова по просьбе «Рупора Смены» поговорила с швейарской художницей, исследовательницей и арт-директором организации VOLUMES Анн-Лор Франшетт о самиздате и грядущей коллаборации.

Ты занимаешься искусством. Какие вопросы тебе интересны прямо сейчас? Откуда ты черпаешь вдохновение?

Мне интересны отношения между природой и культурой, в частности, городской культурой. Живое находит место среди созданного руками человека, например, дикие травы вырастают посреди города там, где им заблагорассудится. Я вижу здесь связь с зинами, которые люди делают по своему желанию, бесконтрольно. Живое прорастает в трещинах системы. Я много работаю со строительными площадками. Мой отец работал в строительстве, для меня стройка интересна не только на физическом, но и на метафорическом, поэтическом уровне. Строительная площадка говорит о прошлом и будущем, а я смотрю на нее в настоящем моменте. Я использую утилитарные объекты и переосмысливаю их, создаю скульптуры и инсталляции. Через них я также исследую иерархии — отношения между физическим и умственным трудом, между прикладным и высоким искусством. Такие же связи я вижу между зинами и книгами, которые издают большие институции. Мне интересно, как иерархии проявляются в практиках людей.

Расскажи про VOLUMES (прим. — некоммерческая организация и коллектив, образованные в 2013 году в Цюрихе с целью поддержки местных и международных DIY художественных издательских проектов. Главной инициативой VOLUMES является одноименная ежегодная книжная ярмарка, которая проходит в Цюрихе в конце ноября и представляет продукцию локальных и иностранных независимых издательств, а также самиздат художников, использующих малые средства производства). Как издания попадают на фестиваль, какие из них больше всего интересны тебе?

Издания попадают к нам по нескольким каналам. Во-первых, через опен-колл, который мы проводим каждый год. Во-вторых, издатели, которые принимают участие в фестивале, привозят и представляют свои публикации на книжной ярмарке — книги, зины, артбуки, фотокниги и так далее. Также в VOLUMES принимают участие художники, которые так или иначе работают с печатными материалами. 

Кроме того, люди жертвуют издания в наш архив, и это весьма разнообразные экспонаты. Мы получаем много зинов, потому что их дешево производить и пересылать, плюс, в зин-культуре уже заложен механизм обмена контентом. Но нам присылают и артбуки, и монографии и другие издания.

Что предпочитаю лично я? Это сложный вопрос. Я стараюсь, чтобы мои личные вкусы не влияли на VOLUMES, хотя, конечно, этого нельзя избежать совсем, ведь я также занимаюсь кураторством. Я приглашаю художников и других профессионалов принять участие в ярмарке. Мне интересны интерсекциональный феминизм, деколониальность, коллаборации, образование, забота. Также — граница между искусством и активизмом, поэтому я люблю собирать разнообразные экспонаты, чтобы исследовать эту связь. Мне нравится, когда люди выражают через контент социальную вовлеченность. Еще одна тема — связь публикации с историей и памятью, «микроистория» — истории, которые мы не читаем в учебниках. Но я стараюсь, чтобы мой личный вкус не доминировал, ведь VOLUMES — это коллектив, и важно отметить, что такую же роль, что и я, в нем играют Глория Висмер и Патриция Маццей. 

В своей казанской лекции ты рассказала про то, как вы выставляете архив. Вы выбираете тему и подбираете книги и зины вокруг нее, обнаруживая новые связи между изданиями. Можешь привести пример?

Мы называем нашу коллекцию архивом, но технически он начался как нечто иное. Архив — это выборка, он делается с целью собрать и каталогизировать материалы. Наша коллекция же создалась благодаря опен-коллам, первый из которых мы объявили в 2013 году. Она состоит из публикаций, которые люди нам пожертвовали. 

Мы посмотрели на нашу коллекцию и задались вопросом, чего нам не хватает. Обнаружили лакуны и решили заполнить их, и мы продолжаем над этим работать.

Мы делали выставку публикаций о Цюрихе. Там были издания о социальном устройстве, архитектуре, истории, искусстве. Мы хотели погрузиться в смысловые слои города, который снаружи — не без оснований — видится одним из мировых финансовых центров. Но в прошлом Цюрих очень отличался, в 70-е в нем были студенческие и молодежные протесты, также раньше он ассоциировался с проституцией. Эти слои не очевидны для людей, которые, например, впервые посетили город. Также нам было интересно показать изменения в городе, влияние джентрификации.

Сейчас мы создаем новую секцию вместе с художницей Паломой Айялой и кураторкой Адрианой Домингез. Они обе приехали из Мексики, а сейчас базируются в Цюрихе. Мы работаем над проектом “MEXA!” — это собрание зинов из Мексики, которые посвящены феминизму, они изучают феминистские практики и дискуссии вокруг темы насилия над женщинами в Латинской Америке. 

Также российская ярмарка Deficit пожертвовала нам печатные материалы, и мы работаем над активацией и проработкой этой выставки, ожидаем подборку протестных зинов из Гонконга.

Есть ли в вашем архиве издания, которые могли бы проиллюстрировать тему нашей лаборатории — «Связь»?

Я думаю, что очень многие публикации посвящены связи, ведь большинство книг делаются не в одиночестве. Очень редкие издания создаются целиком одним человеком. Не всегда связь может быть указана в заглавии, но все книги, сделанные коллективом авторов, подходят под нашу тем. Например, книги издательства Les Presses Éditables всегда созданы в коллаборациях. И, конечно, мы можем выбрать отдельные экземпляры. Я уже начала работать над списком.

Участники нашей лаборатории будут делать литературные зины. Присылают ли их вам на VOLUMES? Что в них интересного?

Да, нам присылают поэтические и прозаические зины, но немного. В основном мы получаем графические зины, в которых не так много текста. Но в Цюрихе есть отдельный фестиваль Literaturfestival, и там больше такого контента. Грубо говоря, на VOLUMES скорее встречаются работы не профессиональных писателей, а художников, которые пишут. 

Я всегда завидую людям, которые могут делать визуальное. Мне кажется, гораздо проще завладеть вниманием человека, если ты показываешь ему не текст на белой бумаге, а что-то яркое, интересное. Поэтому мы и делаем эту лабораторию. Писатели не обязаны быть художниками, это отдельная профессия. Но они тоже могут принять участие в создании литературного зина по своему тексту благодаря коллаборации с художниками. К сожалению, культура литературных зинов в России пока не распространена широко. 

Я подберу и привезу на лабораторию примеры литературных зинов. 

Мы тоже покажем то, что есть в нашей коллекции. И мне бы хотелось, чтобы у наших участников получилось сделать индивидуальные проекты, основанные на их опыте и культуре, в которой они выросли. Мы будем изучать западные примеры, но делать свое. 

Но наш финальный продукт — книга, вернее даже две книги — на двух языках. В чем могут быть сложности в превращении зинов в книгу? И это ведь будет не книга художника, а обычная книга, скорее всего, черно-белая, с жесткими рамками в смысле формы.

Да, в результате нам придется отредактировать зины. В 80-90-е годы на Западе был период, когда издатели заинтересовались зинами, они публиковали их в виде книг. Мы не будем делать то же самое, что они, конечно, но мы изучим их опыт. Будет здорово оставаться в процессе на связи с авторами, но в любом случае нам придется взять на себя лидирующую роль в создании книги. Иначе будет практически невозможно закончить проект. Дизайнеры издательств и мы, организаторы, будем принимать основные решения. 

Но это же тоже часть опыта. Когда издательство нанимает иллюстратора, у него нет полной творческой свободы. Всегда есть дизайнер, которые решает, что нужно нарисовать, как расположить текст и иллюстрации. И мне нравится, что наша лаборатория дает два опыта — опыт большой свободы в зине и опыт отпускания материала, доверия дизайнеру, которому нужно сделать эстетически цельную книгу.

Мы все участники этого процесса. Конечно, мы организаторы, мы будем продюсировать процесс, редактировать материалы, направлять участников. Но мы также принимаем участие в этом эксперименте.

Что ты принесешь в нашу лабораторию? 

Наш проект, как я вижу его, — это коллаборационный проект о коллаборации. И я одна из участниц этой коллаборации. Я попробую создать связь между нашими мирами, принесу издания из архива VOLUMES, свой опыт, знания, желание работать вместе и создать совместные объекты. 

Ярмарка Volumes

Каков твой опыт работы в коллаборациях? Всегда ли они продуктивны? Что важно для хорошей коллаборации? 

В Европе и Америке в художественных школах студентов побуждают быть соло-художниками, есть миф о гении-одиночке. Я не верю до конца в идею индивидуальной работы. Мы никогда не работаем в одиночестве. Мы работаем со своей идентичностью, с социальным бэкграундом, в конце концов, с другими людьми.

Для меня коллаборации в группах, где ты не выбираешь участников, были очень полезными, хоть и сложными. Это выход из зоны комфорта. Тебе нужно искать компромисс. Нужно осознавать, чего ты хочешь, понимать, каковы твои ожидания и мотивы. А потом сообщить о них другим людям, быть открытой. При этом нельзя застревать в этих ожиданиях, нужно быть готовой к обмену. Коллаборация — о том, чтобы отпустить что-то, работать вместе. При этом важно сохранять пространство для идентичностей участников. 

Нужно много внимания, заботы, нужен диалог. Не всем людям это может даваться легко. Это процесс обучения. И порой результат не так интересен, как процесс. Но ты можешь взять полученное в этом опыте и применить его еще где-то и получить результат, которого желал. 

Да, наша цель создать пространство для комфортной и продуктивной коллаборации. Я бывала в школах и лабораториях, и не всегда коллаборации, которые там возникали, мне хотелось продолжить. Но порой эти связи выходили за пределы школы. Вот мы с тобой встретились на твоей лекции в Казани и теперь коллаборируем над проектом.

Но нас никто не заставлял, это просто случилось.

Думаешь, если бы нас заставляли, ничего бы не вышло?

Нет, но когда обстоятельства вынуждают тебя коллаборировать, это может ощущаться как навязывание. В этом случае нужно принять решение, что теперь ты часть команды, нужно открыться. И учиться в процессе. 

Сейчас в жизни я никогда ничего не делаю одна. И когда мне приходится делать что-то одной, я думаю, кого я еще могу позвать в этот проект. Как мы говорим в России, одна голова хорошо, а две лучше. 

В Вольюмс у нас три головы, а порой и гораздо больше. Мы разные, и именно поэтому мы хорошо работаем вместе. Это секрет успеха нашего проекта. 

Для меня наша лаборатория это еще и способ вернуть долг всем тем лабораториям, которые учили меня работать в группе, создавать комфортную среду для всех участников.

Это то, к чему нам стоит стремиться. На лабораторию приедут люди из разных мест, с разными опытами, разными социальными ожиданиями. Наша цель — дать им пространство для творчества и объединить их, построить связи. 

Рубрики
Книги Рупор Смена

Денис Осокин о книге «Запас табака»

«Смена» возобновляет издательскую программу книгой Дмитрия Дергачева «Запас табака», иллюстрации для которой подготовила художница Александра Паперно. Подробнее об издании — здесь.

«Рупор Смены» публикует небольшой отзыв писателя Дениса Осокина и его любимые фрагменты из книги.

«Казанцами написано не так много хороших книг, меньше чем пальцев на одной руке, пожалуй. Во всяком случае так кажется лично мне по опыту и судьбе.

И эта книга – одна из них. Я ждал ее появления с 2003-го года. Именно тогда автор написал ее в Берлине и прислал мне в Казань прочесть.

В романе не так много слов, и все они на своем месте, около семидесяти страниц. Я более чем приветствую такое письмо. Так и надо писать, я считаю. У меня вот самое крупное произведение – повесть ‘Овсянки’, в которой двадцать восемь страниц.

А по содержанию и воздействию… Для меня Дергачев созданием этой книги протянул в мой дом трубу с каким-то очень правильным газом. Он врачует и помогает, если нужно. И внутри и снаружи. Его со временем необязательно вдыхать. Важнее о нем знать. И объем его никогда не закончится».


Пригород вызывал тревогу, но нравился мне. Воздух вокруг обволакивал это выпотрошенное пространство с нежностью. День тихий и пустой, как винная бутылка.

*

Приближение зимы чувствовалось. По дороге домой я слушал угрюмые разговоры о снеге и о запасах на зиму.

– Два мешка, – говорили рядом со мной женщины.

Кондукторша робко протискивалась.

Под тусклыми трамвайными лампами я перелистал купленную в магазине книгу. Эти стихи были мне непонятны, но одно из них, про снег, мне почти понравилось.

Пассажиры косились. Я спрятал книгу и уставился в черное окно.

«Сразу стало пусто», думал я.

«Не толкай», кричали на задней площадке.

«Всего-то рубль восемьдесят», говорили женщины.

«И поля и горы», думал я.

*

С непонятными японскими стихами в кармане, я ходил по пригороду, и любовался товарными вагонами и пивными ларьками.

Несколько раз я вылезал на крышу, чтобы полюбоваться фабричными трубами. В груди колотилось японское сердце, лихорадочное, как стук граммофона с отыгравшей пластинкой, и красное, как иллюстрация в анатомическом атласе.

Вокруг был мир, прекрасный, как желтая бабочка, залетающая в конце осени в окно столовой, когда все рабочие, положив ложки, смотрят на ее кружение под потолком.

Смотреть на воду. Рабочий с обувной фабрики плывет в лодке. У него с собой чайник с вином и тибетская книга мертвых. Он любуется луной, и читает отрывки из книги сидящей рядом подруге – барышне из почтового отделения. Они плывут мимо деревянных пристаней, и луна качается над ними, блестящая, как дно железного чайника, совсем нового, словно только что купленного в хозяйственном магазине.

*

Небо, круглое и белое, тихо вращалось над его головой, и над выглядывавшей из окна женщиной, и над улицей, и над прилегающими кварталами и дворами, и над желтеющим рынком, к которому трамвай подкатывал в это утро нежно, словно поцелуй почтовой барышни.

*

С кастетом в руке, ученик наборщика – я был уверен – сам становился пригородным богом, и несомненно оставался им до тех пор, пока не потерял свой кастет среди травы на задворках товарной станции. 

Рубрики
Книги Рупор

«Иммунитет: война с самим собой»

Ученые ищут лекарство от старости уже не первую сотню лет, но до сих пор, кажется, ничего не нашли. Значит ли это, что его не существует?

В своей книге «Против часовой стрелки. Что такое старение и как с ним бороться» биолог и научный журналист Полина Лосева выступает в роли адвоката современной науки о старении и рассказывает о том, чем сегодня занимаются геронтологи и как правильно интерпретировать полученные ими результаты.

13 декабря в 15:30 на Зимнем книжном фестивале состоится лекция Полины Лосевой «От чего нас спасут стволовые клетки?», а перед этим «Рупор Смены» публикует отрывок из главы «Иммунитет: война с самим собой» книги «Против часовой стрелки. Что такое старение и как с ним бороться». Благодарим издательство «Альпина нон-фикшн» за предоставленный отрывок и помощь в организации лекции. Ну а книгу вы сможете купить на стенде «Альпины» на фестивале!


В детстве мне казался очень смешным анекдот про алкоголика, который утром с похмелья с недоверием смотрит в зеркало. «Вася? — спрашивает он у отражения. — Петя? А-а-а, Коля!»

Спустя много лет я нашла у него второй смысл. Идентификация «личности» — серьезная проблема, которая встает перед любым многоклеточным организмом: как вычислить чужаков среди множества клеток? Поэтому мы обзавелись специальной системой, которая умеет отделять непосредственно «личность» организма от пришельцев извне. С точки зрения иммунитета детали строения внутренних органов или особенности политических взглядов не имеют никакого отношения к идентичности человека. Значение имеет только набор молекул, из которых этот человек состоит.

Однако с возрастом эти молекулы меняются, а вслед за ними меняются и клетки. Иммунная система обнаруживает, что в ее владениях завелись чужаки, и открывает огонь на поражение. Начинается противостояние: иммунные клетки против всех остальных. И если на уровне отдельных тканей или микробных сообществ старение выглядит как революция, то уровнем выше — когда ткань идет против ткани — разворачивается буквально гражданская война.

Их разыскивает милиция

Для того чтобы засечь интервента, иммунным клеткам необязательно сталкиваться с ним нос к носу и определять, кто он такой, с точностью до вида. Достаточно уловить его следы — антигены, то есть чужеродные молекулы, которые обычно в организме не встречаются.

К счастью, многие паразиты человека похожи по молекулярному составу друг на друга. Например, у бактерий клетки окружены особой структурой — клеточной стенкой, которая сильно отличается от мембраны животных клеток. И, если в крови человека появились фрагменты клеточной стенки — липополисахарид или липотейхоевая кислота, — можно смело бить иммунную тревогу. Точно так же многие вирусные частицы содержат одноцепочечную молекулу ДНК или двуцепочечную РНК, разные паразитические черви покрыты похожей кутикулой, одноклеточные патогены выделяют токсины — и все это становится образами патогенности, характерными признаками, по которым иммунная система узнает врага.

Но работа иммунитета не сводится к расправе с паразитами. Чтобы поддерживать спокойствие среди простых граждан — клеток в тканях, — иммунные клетки нередко берут на себя роль мусорщиков и спасателей, расчищая завалы в местах массовой клеточной гибели. Поэтому иммунной системе необходимо распознавать мертвые клетки и их обломки, чтобы определить место происшествия и забить тревогу.

Самый простой способ узнать о смерти клетки — уловить ее содержимое, которое в норме не попадает в кровь. Такие внутриклеточные вещества, которые служат сигналами тревоги, называют стрессорными, или аларминами. Это может быть АТФ (энергетическая «валюта» клетки), янтарная кислота (тоже внутриклеточный продукт обмена веществ) или белки, ответственные за упаковку ДНК в ядре. Особенно удобно, что многие из аларминов похожи на образы патогенности: например, ДНК или некоторые фосфолипиды из мембраны митохондрий по сути своей бактериальные, так как митохондрия — это бывшая бактерия. Поэтому, чтобы распознать внешнее вторжение и внутренние поломки, можно использовать общую систему датчиков.

В роли датчиков в клетках выступают сенсорные молекулы, которые, как правило, закреплены в мембране и распознают конкретные образы патогенности: характерный белок, углевод, липид или нуклеиновую кислоту. Иногда их можно найти и внутри клеток: там они помогают заметить вирусную ДНК или РНК, или вышедший из-под контроля ретротранспозон.

Сенсорами оборудованы множество клеток организма. Среди них есть и те, кто не имеет прямого отношения к иммунной системе, например клетки жира или стенки сосудов. Они не способны в одиночку нейтрализовать врага, но могут выделить ряд сигнальных молекул — провоспалительных белков. Эти белки, в свою очередь, изменяют проницаемость сосудов (чтобы иммунным клеткам было легче пробраться внутрь тканей) и вязкость крови (чтобы заткнуть дырку в сосуде), а также могут заставить размножаться или двигаться сами иммунные клетки, привлекая их в очаг повреждения.

На чужеродные молекулы реагируют и профессиональные иммунные клетки, главная функция которых — разбор завалов и истребление паразитов. Это, например, макрофаги, клетки-пожиратели. При встрече с носителем образа патогенности или внеклеточным мусором они фагоцитируют его, то есть поглощают целиком. Другая группа иммунных клеток — гранулоциты — в присутствии образа патогенности выбрасывают в окружающее пространство вещества, токсичные для бактерий или червей. Вместе макрофаги и гранулоциты составляют систему врожденного иммунитета, который работает одинаково у всех здоровых людей и не зависит от их жизненного опыта и перенесенных ранее болезней.

Какие бы подозрительные вещества ни попали в ткань и какие бы клетки на них ни среагировали, клетки врожденного иммунитета запускают воспаление — боевые действия иммунной системы. Иммунные клетки размножаются, подбадривают друг друга сигнальными молекулами и выделяют токсичные для противника вещества. Но беда любой войны в том, что от нее страдает мирное население.

Атакуя противника, иммунные клетки производят огромное количество активных форм кислорода. Они рассчитывают, что смогут плотно прилипнуть к клетке-патогену и выплеснуть свой яд прицельно на нее. Но герметизация не всегда срабатывает, и свободные радикалы то и дело утекают в окружающее пространство, где начинают уничтожать мембраны ни в чем не повинных клеток ткани. Поэтому любое воспаление сопровождается жертвами среди мирных граждан. А те, кому досталось лишь немного активных форм кислорода, могут остаться в живых, но преждевременно состариться — то есть превратиться в сенесцентные клетки со всеми вытекающими последствиями.

Поэтому каждое воспаление, каждая схватка с противником приближает старость ткани. И если в молодом органе старых клеток не так уж много, а солдаты врожденного иммунитета заглядывают туда не так уж часто, то с возрастом соотношение сил изменяется.

По мере того как клетки стареют, гибнут или разрушают межклеточное вещество, в организме становится все больше молекул из черного списка, на которые тут же делает стойку врожденный иммунитет. Этот феномен Клаудио Франчески окрестил «garbaging» (дословно «мусорное старение», от английских слов «garbage» — мусор и «aging» — старение): клетки гибнут все чаще, межклеточный мусор копится, растет концентрация стрессорных молекул, на которые иммунная система реагирует как на паразитов. Вдобавок сенесцентные клетки выделяют белки SASP и завлекают иммунные клетки в ткани.

В результате в организме развивается хроническое воспаление, причем стерильное, поскольку никакие возбудители инфекций в этой битве не участвуют. В тканях задерживается все больше макрофагов, а в крови растетконцентрация провоспалительных белков — интерлейкина-6, С-реактивного белка, фактора некроза опухоли-альфа. По аналогии с «мусорным старением» эту ситуацию можно назвать «воспаленным старением» — «inflammaging» (от английского слова «inflammation» — воспаление, еще один термин от Франчески): старческое воспаление, старение как непрерывная война.

Незнакомец — значит, враг

Клетки врожденного иммунитета (гранулоциты и макрофаги) действуют, как отряд полицейских — с одной ориентировкой на всех. Те, кого нет в их черном списке, по умолчанию считаются друзьями. Такая система хорошо работает против регулярных набегов привычных бактерий, но оказывается бесполезна против незнакомых паразитов, ядов или опухоли — группы клеток, которые отличаются от соседей лишь несколькими мутантными белками.

Поэтому позвоночные животные завели себе еще один вид внутренних войск — Т- и В-лимфоциты, которые вместе отвечают за приобретенный иммунитет. Они ведут себя строго противоположным образом: реагируют на незнакомые молекулы и игнорируют привычные антигены. При этом у каждой клетки приобретенного иммунитета есть собственная ориентировка: она способна распознать только один анти- ген или похожие на него молекулы. Все остальные молекулы, в том числе и образы патогенности, сами по себе на нее не действуют. Но лимфоцитов в иммунных войсках столько, что среди них найдутся специалисты по любому антигену, который попадет в организм, и даже по таким молекулам, которых вовсе нет в природе.

Почему в таком случае лимфоциты не реагируют на антигены своего собственного организма? Дело в том, что они проходят суровый отбор. На первом этапе в специальных кроветворных органах — тимусе (вилочковой железе) для Т-клеток и красном костном мозге для В-клеток — образуется множество клеток-новичков. Каждый юный лимфоцит перестраивает гены, кодирующие его белок-рецептор, уникальным образом. В результате получаются миллионы клеток, каждая из которых умеет распознавать какую-то случайную молекулу.

Следующий шаг — убить всех потенциально опасных бойцов. Для этого специальные клетки в тимусе и красном костном мозге производят самые разные белки, которые закодированы в их генах, и показывают их юным лимфоцитам. Те, кто отреагировал и распознал эти белки, погибают, а все остальные созревают и становятся профессиональными воинами.

Эта система отбора довольно расточительна — иммунное войско лишается почти 90% своего изначального состава. Взамен оно приобретает важное свойство: толерантность к антигенам собственного организма. Если этот механизм по каким-то причинам не работает, у человека развиваются аутоиммунные болезни — такие, например, как рассеянный склероз (атака на миелиновые оболочки нейронов) или системная красная волчанка (атака на молекулы ДНК в крови).

Выпустившись из военных академий, лимфоциты-специалисты расходятся по тканям и органам. Дальнейшая тактика боя зависит от типа лимфоцита. Т- и В-клетки стреляют по разным мишеням. В-клетка реагирует на отдельные антигены, которые встречает в тканях, и в ответ выделяет антитела, молекулы о двух концах. Одним они связываются с антигеном, чтобы удержать молекулу и нейтрализовать ее, если это, например, бактериальный яд. Противоположный конец служит как черная метка для клеток врожденного иммунитета. Они могут за него ухватиться и проглотить пару «антиген — антитело», если она плавает сама по себе. Если же антитела налипли на поверхность бактерии или червя — это прямой сигнал для атаки.

Т-клетка действует иначе. Она тоже распознает один-единственный антиген, но не в растворе, а на поверхности других клеток. Мембраны всех клеток организма несут на себе специальные белки — главный комплекс гистосовместимости (major histocompatibility complex, МНС). Они работают как декларация о собственности: с их помощью клетка выставляет на поверхность фрагменты всех своих белков. А Т-лимфоцит, подойдя снаружи, может увидеть, что у клетки внутри: не спрятался ли там вирус и не образовались ли там мутантные белки, которые могут превратить клетку в опухолевую. Если на поверхности клетки Т-лимфоцит замечает подозрительные белки, то плотно прилипает к жертве, проделывает в ее мембране дыру и сквозь нее впрыскивает вещества, которые вызывают апоптоз, то есть заставляют клетку покончить с собой.

Несмотря на то что и Т-, и В-клетки приучены не обращать внимания на другие клетки организма, с возрастом расстановка сил меняется. Когда их обучали, их тренировали на здоровых белках, однако в стареющих тканях появляются мутантные клетки. Они не всегда превращаются в опухоли, но то и дело производят сломанные или неправильно со- бранные белки. А поскольку для приобретенного иммунитет «незнакомец» означает «враг», то незадачливые клетки могут оказаться под прицелом.

Меняется и обстановка в тканях. Лимфоциты, как бы жестоки они ни были, стреляют только по команде. Они постоянно находятся под действием сигналов извне: про- и противовоспалительных белков, которые выделяют другие клетки. Баланс этих сигналов и определяет силу иммунного ответа. Поэтому, если, скажем, Т-клетка встречает в недрах организма «свой» антиген, но не получает никаких стимулирующих сигналов, то она не бросается в атаку, а, напротив, впадает в подавленное состояние — анергию. Это еще один механизм создания толерантности. Как и любая живая система, иммунная клетка может промахнуться и связаться с неправильной молекулой. Однако у нее есть шанс исправить ошибку: оглядеться — если нет сигналов от окружающих о том, что в организме идет война, атаковать не стоит.

Но в старой ткани обстановка не располагает к спокойствию. Вокруг развивается воспаление, макрофаги ползают по клеточным завалам и постоянно выделяют сигнальные провоспалительные вещества. У лимфоцитов не остается шанса проигнорировать незнакомца, и они бросаются в аутоиммунную атаку. Поэтому в старом организме нет преобладающего направления аутоиммунной агрессии, все ткани воспалены и рискуют примерно одинаково. И многие возрастные заболевания имеют среди прочего аутоиммунную составляющую, как, например, воспаление суставов или атеросклероз.

Иммунные клетки старого организма в чем-то напоминают некоторых старых людей, которые не способны усвоить новую информацию и по умолчанию злобно реагируют на незнакомцев. Такая стратегия поведения приводит к тому, что старый организм не способен больше узнать себя в зеркале иммунитета. Старение с точки зрения иммунной системы — это размывание границ между своим и чужим. Это состояние, когда «личность» организма изменяется быстрее, чем он успевает принять новый образ себя.

Рубрики
Выставка Место

«Твое сознание не знает границ»

Выставка «Твое сознание не знает границ» объединяет работы двух молодых художников — Юлии Вирко и Антона Гельфанда.

Живопись Юлии Вирко создается по законам снов и бессознательного, где встречаются правда и вымысел: гуляющие под присмотром полиции фламинго или огромный айсберг в малиновой воде. Антон Гельфанд в своих работах находит применение семейным и найденным архивам. Детские игрушки, украшения, предметы быта, — все это становится материалом для создания фотографий-натюрмортов, объектов и видеоколлажей. 

Инсталляция выстроена на основе чередования работ авторов, где Юлия Вирко погружает зрителя в яркий мир цветных сновидений, а Антон Гельфанд — в пространство памяти и сознания, в котором они рождаются. Специально для выставки в Казани Вирко готовит серию живописных и графических работ, основой для которых вновь становится мир воображаемого. Гельфанд представит несколько новых коллажей. 

Купить билет

Рубрики
Смена

Концерт Александра Зайцева в Доме Ушковой

12 декабря в 19:30 в Доме Ушковой откроется пространственная звуковая инсталляция с кульминацией в виде концерта. Это выступление станет своего рода музыкальным путешествием по библиотеке.

Александр Зайцев — куратор и автор музыкальной части Зимнего книжного фестиваля «Смены» 2020. С 1997 года участник русской электронной группы «Ёлочные игрушки», которая активно издавалась и выступала в Европе и Англии, но в первой половине нулевых сосредоточилась на русскоязычных проектах 2H Company и «Самое большое простое число» (СБПЧ). 

Регистрация: https://smena-kazan.timepad.ru/event/1491850/

Подробнее о Зимнем книжном фестивале: https://s-m-e-n-a.org/zkf2020/

Рубрики
Книги Рупор

«Торгсин» как философский камень

«Средневековые алхимики бились над созданием философского камня, способного превратить обычные металлы в золото. Сталинскому руководству удалось создать его подобие. Философским камнем советской индустриализации стали магазины „Торгсин“, в которых в голодные годы первых пятилеток советские граждане вынужденно меняли золото, валюту, изделия из драгоценных металлов на ржаную муку, крупу, сахар и нехитрый ширпотреб» — пишет автор книги «Алхимия советской индустриализации: время „Торгсина“» доктор исторических наук Елена Осокина. В 2019-м за эту работу она удостоилась премии «Просветитель» в номинации «Гуманитарные науки».

На Зимнем книжном фестивале (онлайн) 12 декабря в 17:00 Осокина выступит с лекцией «Золото для индустриализации». Готовимся к лекции и читаем отрывок из ее книги о том, как и почему создавался «Торгсин». За книгу благодарим издательство «НЛО», а за лекцию — премию «Просветитель».


Торгсин появился 8 июля 1930 года по постановлению Наркомата торговли СССР.В момент рождения это была небольшая контора Мосгорторга, который обеспечивал торговлю в советской столице. К концу года Торгсин вышел за пределы Москвы. Его отделения появились в некоторых советских республиках, краях и областях, но значительной роли они не играли, теряясь среди местных торгов. Первоначальное название — «Специальная контора по торговле с иностранцами на территории СССР» — отражало ограниченность Торгсина, его избирательность и закрытость. Несмотря на острую валютную нужду, круг покупателей, которым правительство разрешило доступ в магазины Торгсина, был крайне узок. Советские граждане не имели права даже заходить в Торгсин, о чем предупреждали швейцар у двери и плакаты в витринах. Но и не все иностранцы могли покупать в Торгсине.

В начальный период Торгсин обслуживал только иностранных туристов, иностранных моряков в портах и транзитных иностранных пассажиров. Ни иностранцы, работавшие по контракту и длительно проживавшие в СССР, ни иностранные дипломаты не имели легального доступа в его магазины. Их обслуживал Инснаб (специальная контора Государственного объединения розничной торговли по снабжению иностранных специалистов и рабочих продовольствием и промышленными товарами).

Торговая сеть Торгсина была редкой: несколько магазинов в местах скопления туристов—универмаг на углу Петровки и Кузнецкого Моста в Москве, киоски в гостиницах «Октябрьская» и «Европейская» в Ленинграде; но главным образом новорожденный Торгсин был предприятием порто- вой торговли. Список первых торгсиновских контор повторял географию морских портов СССР: Архангельская, Владивостокская, Новороссийская, Евпаторийская, Одесская, Херсонская, Потийская, Ейская, Феодосийская… Ассортимент товаров был узкоспециальным—антиквариат, сувениры, ковры, меха, филателия, винно-водочные изделия, деликатесы. Он соответствовал интересам допущенного в магазины контингента покупателей.

Торгсин начал работать в период жесткой государственной валютной монополии, согласно которой только государство имело право проводить операции с валютой и золотом. Частные валютные операции по закону считались экономическим преступлением. Советские люди внутри страны не могли легально использовать валюту и золото как средства платежа. Иностранцам разрешалось иметь при себе наличную валюту, но Наркомфин вопреки экономической целесообразности пытался до минимума ограничить сферу ее использования.

Так, при обслуживании иностранных судов валютные операции были ограничены расчетами с капитаном. Чаще всего наличной валюты у матросов не было. В пределах разрешенной суммы они записывали покупки на счет парохода. Зафрахтовавшая судно компания затем оплачивала счет. Советское государство стремилось держать под контролем валютные средства и тех иностранцев, которые работали в СССР по контракту. Валютную часть зарплаты на руки им не выдавали, а переводили на личные банковские счета за границей. Жить в СССР иностранные специалисты и рабочие должны были на рублевую часть зарплаты.

Иностранные туристы в СССР по требованию Наркомфина должны были расплачиваться преимущественно «рублями валютного происхождения». По внешнему виду простой рубль ничем не отличался от рубля валютного происхождения, но разница была. Валютными считались те рубли, которые иностранцы получили в результате легального обмена ввезенной в СССР валюты. Всякий раз, когда иностранный турист в СССР платил рублями за товары экспортного качества, он должен был предъявлять квитанции Госбанка СССР об обмене валюты. Другим легальным средством платежа были валютные чеки.

В тех случаях, когда иностранцы расплачивались в валютных магазинах, ресторанах или гостиницах наличной валютой, они могли платить только в пределах суммы, декларированной при въезде в СССР. Советская таможня следила за тем, чтобы иностранцы не вывезли валюты больше, чем ввезли, или даже столько же, сколько ввезли. Вычету подлежали прожиточный минимум и все валютные покупки в СССР, подтвержденные товарными счетами (в июне 1931 года расчетный прожиточный минимум для иностранцев составлял 10 рублей в сутки). Ввезенная в СССР валюта могла потерять свой легальный статус, если по истечении трех месяцев после въезда в страну владелец не положил ее на специальный счет в банке.

Все эти валютные правила распространялись и на Торгсин. Поистине непростой была работа его продавцов. Согласно инструкции, они не только должны были по внешнему виду решить, кто перед ними — советский гражданин, которого нужно гнать взашей, или иностранец, но и определить, какая валюта поступила к оплате—легально ввезенная в страну или «снятая с вольного рынка», какой рубль они держат в руках—простой или «валютного происхождения». Кроме того, нужно было предупреждать покупателей о валютных ограничениях при вывозе товаров из СССР и не забывать ставить на покупательские чеки «погасительный штамп»—»В счет обратного вывоза валютных ценностей«. По настоянию Наркомфина сотрудники Торгсина при продаже товаров обязаны были учитывать и прожиточный минимум иностранца, то есть убедиться, что иностранец не тратит больше той суммы, которая указана в разменной квитанции Госбанка — документе об официальном обмене валюты.

Парадокс заключался в том, что государство остро нуждалось в валюте, но при этом не хотело отказаться от экстремизма государственной монополии, которая существенно ограничивала источники поступления ва- люты в бюджет. Жесткое ограничение легальных операций с наличной валютой Наркомфин объяснял тем, что в условиях свободного выбора иностранцы продавали бы валюту на черном рынке, где обменный курс был выгоднее официального. Строгий валютный режим с точки зрения Наркомфина должен был способствовать концентрации валюты в руках государства, однако результат получился обратный. Спрос на валюту был, и она, несмотря на запреты, утекала на черный рынок. Там валюту можно было выгодно продать за рубли или купить на нее дефицитные товары. Услугами черного валютного рынка пользовались и советские граждане, и иностранцы. Так, скупка рублей по выгодному курсу на черном рынке была обычной практикой иностранных дипломатических миссий—ведь и дипломаты должны были жить в СССР на рубли. Экстремизм государственной валютной монополии превращал значительную часть населения страны в вынужденных валютных спекулянтов.

Лишь резкое обострение валютного кризиса, граничившее с катастрофой, вынудило Наркомфин пересмотреть принципы валютной политики. В частности, были упрощены валютные расчеты в Торгсине. В мае 1931 года Наркомфин разрешил Торгсину не требовать у иностранцев документы о происхождении валюты. В мае 1933 года, принимая во внимание очевидную выгодность торгсиновской торговли, Наркомфин пересмотрел правило о вывозе драгоценностей в счет «валютной нормы» иностранцев, разрешив им беспрепятственный вывоз купленных в Торгсине ценностей. Чтобы расширить круг валютных покупателей, в самом конце 1930 года Наркомфин разрешил иностранцам, которые жили и работали в СССР, приобретать товары в Торгсине, однако вновь только на советские рубли «валютного происхождения», то есть за счет уменьшения валютной части их зарплаты. При этом Наркомфин вновь повторил, что на внутреннем рынке категорически запрещается принимать от иностранцев, длительно проживавших в СССР, валюту в оплату товаров.

Эти меры несколько увеличили приток валюты государству, но не они превратили контору Мосгорторга «Торгсин» в крупномасштабное государственное валютное предприятие.